Разушенный мальчик (ЛП)

Черт, Джеремайя убьет меня, если я умру здесь. Вернет меня из мертвых только для того, чтобы перерезать мне горло и сказать: — Я же говорил, сестренка.

Я оглядываюсь через плечо, продолжая отступать, отказываясь полностью повернуться спиной к охотнику. Я ни черта не вижу в темноте, даже в направлении дома. Там нет света, а Джеремайи не было дома, когда я выскользнула в этот раз.

У него была «работа» до поздней ночи, сказал он, прежде чем пожелать мне спокойной ночи.

Молния снова сверкает в небе, и волосы на моем теле встают дыбом. На секунду я замираю, сканируя лес перед собой. Рядом со мной. Я держу нож наготове, его рукоятка скользит под моими влажными пальцами, и я крепче сжимаю его, прикусив губу и затаив дыхание, используя эти полсекунды света, чтобы найти человека, наблюдающего за мной.

Но я ничего не вижу.

Никого.

Они исчезли.

Я начала думать, что, возможно, это было просто мое воображение. Иногда у меня бывают галлюцинации, вызванные моими восстанавливающимися воспоминаниями. Обычно я знаю, когда это происходит, потому что преподобный Уилсон мертв. Мужчины, которые прикасались ко мне, все мертвы.

Тех, кого я не убила, убил мой муж.

Но это не было похоже на галлюцинацию.

Это было так реально.

И до сих пор ощущается реальным, как будто за мной наблюдают.

Сделав вдох, я собираюсь повернуться, но прежде чем я успеваю это сделать, сильные, уверенные пальцы обхватывают мое запястье, рука обхватывает мою грудь и вырывает нож из моей хватки, приставляя лезвие к моему горлу.

Рука на моем запястье зажимает мне рот, я задыхаюсь, дрожу и на мгновение немею от страха, мое сердце, кажется, перестает биться.

Чья-то твердая грудь прижимается к моей спине, острие лезвия упирается в шею, а я стою неподвижно, мой разум говорит мне, что все это реально, но другая часть меня хочет верить, что это все в моей голове.

Неужели это все в моей голове? Я тоже сумасшедшая? Как и мой муж?

— Ты вся мокрая, сестренка, — говорит голос мне в ухо, проводя острием ножа ниже, разрывая ткань моей футболки. Я задыхаюсь под рукой Джеремайи, даже когда тянусь к нему сзади, сжимая в кулаках его футболку. Он продолжает тянуть лезвие вниз, прорезая мою футболку, мой спортивный бюстгальтер, освобождая меня, кончик лезвия царапает мою кожу.

— Джеремайя, — говорю я под его рукой, моя грудь вздымается, голос низкий, и я не знаю, услышал ли он меня. — Прекрати…

Он зажимает мне рот рукой, когда лезвие разрезает подол моей футболки, обрывки мокрой ткани разлетаются на куски, обнажая грудь и живот. Но он не останавливается с этим чертовым ножом. Вместо этого он мягко проводит острием по моему животу, вверх по грудной клетке, груди, прежде чем пройтись по левой груди.

Я не могу дышать, мои колени трясутся подо мной, и мне приходится прислониться к нему спиной для поддержки. Когда он проводит плоской стороной лезвия по моему соску, твердому и напряженному от дождя и прохладной стали, меня не покидает ирония, что я ищу у него защиты от… него.

— Кажется, я говорил тебе не приходить сюда одной, — шепчет он мне на ухо, когда дрожь пробегает по моему позвоночнику.

Натиск дождя замедлился до легкого ливня, но я слышу раскаты грома вдалеке. Я вижу еще одну вспышку молнии, и темный лес становится жутким от короткой искры света, а очертания деревьев становятся пугающими. Призрачными.

Джеремайя проводит лезвием по моей груди, обводя второй сосок, и я закрываю глаза, страх, гнев и вожделение борются во мне.

Ему лучше знать, что нельзя прикасаться ко мне таким образом. Но с его эрекцией, вдавливающейся в мою спину, с ножом у моей груди, я знаю лучше, чем пытаться бороться с ним прямо сейчас.

С моим приемным братом ты либо выбираешь свои битвы, либо погибаешь.

И все же, когда он, наконец, опускает нож, и я снова могу дышать, делая большие глотки воздуха, я немного расслабляюсь от его прикосновений. От осознания того, что это он здесь, а не кто-то другой.

Он может быть самым страшным монстром, который только может бродить по этому лесу, но когда его рука мягко касается моей груди, а большой палец проводит по соску, я понимаю, что он — мой монстр.

Несмотря на это, я хватаюсь за его руку, пытаясь оторвать ее от себя.

Я не могу этого сделать.

Я не могу этого сделать.

Только не с моим мужем.

Я не могу разбить его сердце больше, чем уже разбила.

Я начинаю бороться в хватке Джеремайи, и, клянусь, рука, закрывающая мой рот, дрожит.

На секунду я замираю, мои пальцы сомкнулись вокруг его запястья.

Дрожит ли он от гнева?

Сдержанности?

Это… что-то другое?

Но потом его рука замирает, и он говорит: — Ты действительно хочешь драться со мной, после того как ослушалась меня? — он сжимает горсть моих постоянно растущих грудей — одно из преимуществ беременности, которое я обнаружила во втором триместре — и облизывает мое мокрое лицо. — Ты на вкус как гребаное отродье, — пробормотал он, прижимаясь ко мне, — а отродья нужно наказывать.