Развал

По окончанию вечеринки Туровские отвезли Любу домой. Мать с нетерпением ждала её. Когда зазвонил звонок, она кинулась к двери. Захмелевшая Люба почти ввалилась в прихожую.

— Боже, — схватилась за голову мать, — девушке разве прилично так напиваться. Что он подумает?

— Перестань мама, там все пьяненькие были. А где батя?

— Храпит твой батя, нажрался как свинья и храпит. Они у нас ещё добавляли. Славик оттуда бутылку с закуской прихватил.

— Он, что со стола взял? Как он мог?

— Нет, Туровский подхалимничал, пакет в машину положил. Ну что, у тебя с Василием Петровичем дружба завязалась?

— Нет, какая дружба, пару раз танцевали. Он всё с офицерами стоял и разговаривал. Бормоча себе под нос, Люба раздевалась, готовясь лечь под одеяло.

— А ты где была!? — вся раздражённая вскрикнула Елизавета Павловна.

— Ой, мама, так весело было.

— На кой черт тебе эти женатики?

— Ты не права, там и холостые были.

— Я же тебе говорила, не отходи от него ни на шаг.

— Зачем мне нужен этот старик!?

— Какой он старик — всего лет на десять тебя старше. А потом, он не сегодня-завтра командиром полка станет. Отец ему поможет. Или ты хочешь остаться без квартиры, да по гарнизонам потаскаться, как я с твоим отцом.

— Да, немного-то вы и таскались — всё пределах Минской области. Я же помню. Когда в академии батя учился, тогда уезжали, а потом сюда вернулись.

— А ты знаешь, сколько мне труда стоило, чтобы сюда вернуться! — закричала Елизавета Павловна.

— Ма! чего ты так расстроилась, ещё ничего не потеряно. Всё только начинается. А, вообще-то, он душка. — Люба зевнула, натягивая на себя одеяло.

Елизавета Павловна продолжала бормотать об отцовских генах, и что без матери ни отец, ни дочь ничего не способны сделать.

— Мам, дай поспать, — уже себе под нос сказала Люба и засопела.

Прошло несколько недель. Однажды Бурцев был в городе. Проезжая на своей бежевой «шестёрке», он увидел идущую по тротуару Любу. Она была в коротеньком лёгком платьице. Шалун-ветер подхватывал слегка подол, оголяя загорелые ноги почти до самых ягодиц. У Бурцева, давно не державшего в руках женщину что-то затрепетало в груди и защекотало в ноздрях. Он обогнал Любу метров на десять, прижался к тротуару и высунул голову в окно, при этом почти лёг на сидение пассажира.

— Здравствуйте, Люба. Вам куда?

— К универмагу, а потом домой, если, конечно, согласитесь подвезти.

— Конечно, подвезу.

Люба подошла вплотную к машине.

— Так лёжа и поедем, — засмеялась она.

— Нет, в машине лёжа другим занимаются, — Бурцев широко улыбнулся, блеснув белыми зубами.

— А вы гляжу хулиган, — Люба щёлкнула Бурцева пальчиком по носу и села в машину.

Они подъехали к универмагу. Бурцев искоса поглядывал на её загорелые колени. Люба заметила это и улыбнулась. Потом он ждал её целых полчаса. Наконец она вернулась с какими — то коробками. Пропетляв по городским улицам, машина выскочила на шоссе. Ехали молча. Не умеющий развлекать женщин, Бурцев никак не мог найти ключ к началу разговора.

— Скоро и каникулам конец, — собравшись, изрёк он первую фразу.

— Ой, так жалко, лето быстро кончается, а на следующий год уже каникул не будет, прощай милая студенческая пора.

— Вы же будущий педагог, а учителя только летом отдыхают. Я сколько прослужил, а летом в отпуске был всего четыре раза, а так — зима, осень.

— А почему вы думаете, что я пойду учителем работать? Иняз — могу и переводчиком. Ей так хотелось продемонстрировать ему познание иностранного языка.

Она не выдержала и процитировала что-то на английском языке. О, лучше бы она этого не делала. Иногда лучше промолчать, чем сказать невпопад, вызвав у собеседника отвращение. Ею содеянная глупость так резанула по душе Бурцева, что он потерял всякое желание обладать ею. Вмиг исчезло трепетание души, и он заметил, что те коленки, на которые он смотрел минуту назад с вожделением, сейчас ему стали безразличными.

— Я не знаю английского языка, — сквозь зубы процедил он.

Далее ехали молча. Машина остановилась возле дома. Люба положила свою маленькую ручку на широкую кисть Василия.

— Пойдёмте к нам пить кофе.

— Люба, в другой раз, дел много.

— Нет, нет, другого раза не будет, я знаю. У меня скоро каникулы закончатся, я уеду. Какие могут быть дела в субботу? Пойдёмте, иначе я обижусь, — не выпуская его руки, настаивала Люба, — и мама будет очень рада, она вас так уважает.

— Ну, хорошо, только не надолго, — согласился он.

Когда они вошли в квартиру комдива, у Елизаветы Павловны от неожиданности перехватило дух. Сейчас у неё было чувство, как у азартного рыбака, которому подфартило подсечь на крючок огромного судака. Она не находила себе места.

— Успокойся, чего ты мама бегаешь! — повышенным голосом сказала Люба. — Приготовь нам кофе.

Этот командный тон окончательно добил в Бурцеве некогда возникшее не из чего, так на пустом месте, увлечение Любой. Теперь он окончательно понял, что они с Любой совершенно разные люди, и случись что-нибудь серьёзное, ему захочется убежать от неё в первую же брачную ночь.