Разведчик

Его товарищи по несчастью тоже не преуспели. Костюмы то и дело оживали, и тогда «блохи» пытались рывком прыгнуть вперед, но их тут же вырубали, заставляя плыть в вакууме раскоряченными манекенами. Если бы сейчас по ним открыли огонь из пушек, то абордажная команда стала бы легкой мишенью.

Однако, на месте «блох» могли оказаться быстрые и хваткие роботы-«каракатицы», беспилотные катера или умные торпеды, намного превосходящие людей, но не способные пережить несколько ударов САО. А живые начинки боевых костюмов все еще барахтались, вновь и вновь реанимируя свои механические тела.

В дело пошел третий контур и Гарин смог продвинуться ближе к корвету. Здесь ребята из боевого расчета ЭМИ-пушек добавили мощности – долбануло так, что запахло жженой проводкой, а от боли свело лицо и пальцы.

– Убью, твари! – успел прокричать Одегард, прежде чем отключилась связь.

На этом рубеже начали ломаться самые слабые. Несколько контракторов выбросило аварийные маяки – своеобразные «белые флаги», сигнал капитуляции. Их перестали расстреливать излучением, дали уйти. Юрию некогда было разглядывать кто именно сдался, он сам с трудом терпел боль, шаря непослушными пальцами в блоке переключения.

Кое-как подключился четвертый контур.

– Система подверглась некорректному…

Пятьдесят метров до борта. Всего пятьдесят метров!

– Юра!

Гарин не сразу узнал голос Рэя. Норвежец находился рядом, можно было даже разглядеть полоску смотровой амбразуры его шлема.

– Я больше не могу, Юра…

– Выкидывай маяк! Маяк, Рэй!

– Викинги не сдаются!

Костюм Одегарда дернулся, словно его пронзили невидимым копьем, затих. Следом техники нащупали и Гарина.

Зачем? Зачем он лезет вперед? Ради чего? Эта боль не стоит таких жертв. Жертв ради ерунды. Ради глупого принципа. Отцы-духовники, от шума в ушах он не слышал собственные мысли! Кожу будто содрали, царапая оголенную плоть гвоздями.

Осталось двадцать метров. И последний контур. Его нужно включить не раньше, чем «голем» коснется обшивки. Тогда сработают магниты, он сможет закрепиться. Если же включить сейчас… Отцы, как больно!

Если включить сейчас, операторы могут найти брешь. Тогда все пропало.

Сквозь застилающую глаза хмарь видно, как справа и чуть сзади плывет костюм Одегарда. Даже в шоковом состоянии Юрий понял – с ним что-то не так. Вот ширится черный полумесяц раскрываемого операторского люка. Из недр «голема», извиваясь словно выброшенная на берег рыба, выплыл Рэй.

Без скафандра. Без кислородной маски. В одном комбинезоне.

Гарин достиг «Полыни», коснувшись манипулятором. Мог бы опуститься, закрепиться. Выиграть глупое пари.

Но никаких сомнений, никаких сожалений – Юрий включил скользкими от пота и конденсата пальцами четвертый контур и бросился к товарищу. Схватил Рэя клешней-«открывашкой», запоздало поняв, что может не рассчитать усилие и перерубить норвежца пополам. Включил форсаж, понесся к грузовому люку, молясь, чтобы вошедшие в раж технари не сбили его из излучателя.

Обошлось. У люка уже встречали спасатели из числа дежурной смены. Запихали бесчувственного Одегарда в тележку-капсулу, оттранспортировали в медицинский блок. Лейтенант Амаранте приказал всем возвращаться на корабль. Последней фразой тренировочного дня были слова Сотого:

– К херам такие забавы… Твою мать, я кажется обосрался.

* * *

На следующий день мичман Биттон распалялся, что как так – он поставил на абордажников, а те не смогли утереть нос высоколобым из группы активной защиты. Надеялся, что капитан еще раз предоставит случай «блохам» проявить себя. На вопрос находящегося не в духе Конки какое Биттону вообще дело до этого пари, мичман побагровел лицом, надменно сообщил, что абордажная команда для него как семья, после чего удалился прочь.

Одегард нашел Гарина в ангаре, тот сидел на краю люка и слушал транслируемую модулятором музыку.

– Эй, привет! – норвежец издалека поприветствовал товарища.

Гарин моргнул, словно просыпаясь, поднял голову.

– Здравствуй, Рэй.

Одегард остановился напротив, смущенно откашлялся.

– Вот, отсидел свое в изоляторе за несоблюдение техники безопасности. Холодно там, – протянул широкую ладонь. – Чего сказать то хотел – спасибо, что спас меня, дурака.

Гарин молча пожал руку.

– Я не помешал? – спохватился Одегард.

Юрий покачал головой.

Рэй приободрился, пристроился рядом, присев на тумбочку с инструментами.

– Слушай, Юра. Я чего пришел то. Ну, конечно спасибо сказать… Собственно, я и сказал, мда…

Замолчал, словно теперь была очередь Гарин говорить. Но Юрий лишь кивнул, принимая благодарность.

– Ну вот чего сидишь, как грешник на колу! – не выдержал Рэй. – Рожа кирпичом, в глазах вся вселенская скорбь. Ну да, пришлось тебе несладко, но что теперь, отвернуться от всех? Или ко мне есть какие-то претензии?

– Все нормально, Рэй, – попытался улыбнуться Гарин. – Просто период такой… Одному хочется побыть.