Разведчик Линицкий

– У нас вообще семья кадровых офицеров, – добавила Мария, не спуская глаз с Линицкого. – У папы было еще два брата – Константин Васильевич, тоже полковник, командир 18-го гусарского полка, и Александр Васильевич, ротмистр.

Линицкий, разумеется, заметил взгляды, которые бросала на него Мария Дараган, но внешне никак не придавал им значения. И даже задавая следующий вопрос, смотрел не на дочь, а на мать.

– А где же сам Григорий Васильевич?

– Умер еще в двадцать шестом, царствие ему небесное, – печально вздохнула Екатерина Анатольевна и перекрестилась. – Всего пятьдесят три года ему было. Так хотел перед смертью землю родную повидать. У нас ведь такой яблочный сад в Ахтырке был…

– Се ля ви, как сказали бы французы, – ответил Линицкий. – Примите мои соболезнования.

Разумеется, Леонид Линицкий не мог знать и предвидеть, что и ему придется прожить всего пятьдесят три года. Вот такие параллели иногда рисует человеческая судьба.

– Да, жизнь всех нас хорошо побила. Впрочем, что же мы беседуем всухую. Пойдемте в столовую, я вас кофе угощу с крендельками.

– Мама, я думаю, что по такому случаю одного кофе мало. Все-таки доктор Линицкий – наш земляк. Я предлагаю раздавить бутылочку ракии.

– Можно и ракии, – согласился Линицкий.

Он понял, что Дараганы – легкая пожива. Тем более что Мария Дараган явно в него влюбилась. Значит, и брат уже у него в руках.

И он не ошибся. Через неделю он уже завербовал обоих.

– Наша с вами задача, господа, – поучал Линицкий своих агентов, – не только получать информацию обычным путем – беседуя с нужными людьми и ненавязчиво их расспрашивая об интересующих нас деталях и фактах, но придется не гнушаться добывать особо ценные документы путем проведения негласных выемок документов из сейфов некоторых руководителей РОВС и НСНП.

Шкляров с Дараганом несколько поморщились, представив себя в роли медвежатников.

– Я понимаю ваше недоумение, дорогие мои, но поймите – в сейфах этих лиц хранятся особо важные материалы, нередко касающиеся контактов с разведслужбами западных стран, планы предстоящих операций на территории СССР и некоторые другие важные документы, – объяснял Линицкий. – И потом, я же не призываю вас лично вскрывать сейфы. Для этого есть определенного рода люди, которые за плату с удовольствием вскроют сейф хоть самого короля.

Дараган улыбнулся, переглянувшись с товарищем.

С такими связями в среде эмигрантов Линицкому не составило большого труда внедрить в РОВС и своего помощника Шклярова. И уже 21 июня 1933 года оба были кооптированы в состав правления. А с 3 января 1934 года и Линицкий состоял действительным членом правления. В ноябре 1934 года он уже занимал весьма удобный пост секретаря правления, через него шла вся переписка местного отделения Общества галлиполийцев. В то же время он был частым гостем Комаровского в управлении IV отдела РОВСа. Здесь через его руки проходили доверительные бумаги РОВСа. Линицкий сообщал Центру: «Сегодня меня вызывал в Союз инвалидов ген. Скворцов по делу. К слову, я уже около полутора месяцев состою врачом Всеюгославского союза русских военных инвалидов и особо врачом Белградского отделения этого союза».

Собраниями галлиполийцев в Белграде руководил Комаровский, но на собраниях выступали не только галлиполийцы. Читали доклады и гости: руководители НСНП Байдалаков и Георгиевский, представитель Лиги Обера Миткевич и члены многих других эмигрантских организаций.

Обычно Комаровский оглашал свой еженедельный политический бюллетень, представлявший полную картину происходящих событий. Затем начинались выступления, и Линицкий все чаще брал слово:

– Господа! Не знаю, как вам, но мне абсолютно не нравится нерешительность генерала Миллера, который все ждет чего-то великого, но дождется ли, неизвестно. Нам необходимо сосредоточиться на проведении террористических актов против советской власти…

Аплодисменты присутствующих и крики «браво!» позволили Линицкому перевести дух. Он обвел глазами собрание, посмотрел на сидевшего в президиуме Комаровского, улыбавшегося словам своего друга, и продолжал:

– Я поддерживаю нашего секретаря, господина Комаровского, который проповедует принцип малых дел, которые дадут в сумме великие достижения. В конце концов, есть высший героизм, более трогательный и более трагический. Это героизм борцов, гибнущих без фанфар и реляций в борьбе с врагом низким и жестоким. Это героизм высокой духовной ценности, ибо имена гибнущих только случайно становятся известны широкой массе.

Зал взорвался аплодисментами. Линицкий прошел на свое место в президуме и сел.

– Браво! Ты сегодня был в ударе, – склонившись к нему, негромко произнес Комаровский.