Разведчик от бога

Егор придвинул к себе оружие товарища. Обернулся на вражеские позиции. Потом взглядом нашел ориентир, указанный санитаром, и, напрягая последние силы, стал ползком преодолевать оставшиеся две сотни метров.

От передвижения ползком он попытался перейти на шаг с помощью рук и колена здоровой ноги. Но первые же попытки оказались неудачными. Мешала длинная пола шинели. Егор решил ее заправить за ремень, но при этом неловко повернулся, отчего вес тела переместился на рану. Он вскрикнул от пронизывающей боли, стал ругать себя за досадную оплошность.

Осознание того, что он остался наедине с самим собой, привело Егора в чувство. Он взял себя в руки. Отдышался, снова перевернулся на живот, подтянул к себе обе винтовки и уже привычными для себя движениями пополз на ориентир.

Ему оставалось совсем не много, когда он почувствовал, как кто-то берет его за рукава шинели и тащит. Егор приподнял голову и увидел в темноте очертания высокой фигуры своего ротного. Тот подтащил его к брустверу и спрыгнул в траншею.

– Перетаскивайте его! – прозвучал голос Кочергина.

– Куда? В траншею опускаем? – ответил кто-то.

– Нет! Здесь мы с ним не развернемся. Давай через бруствер, на другую сторону, – послышались совсем близко разъяснения санитара.

Чьи-то руки снова подхватили Егора за ворот и рукава шинели и поволокли через траншею. Кто-то нечаянно задел его раненую, затекшую ногу. Он хрипло вскрикнул от боли и негромко застонал.

– Терпи! – ответил ему санитар. – Недолго осталось. Сейчас рану осмотрим, перевяжем как надо. Потерпи еще немного.

Егору казалось, что время тянется бесконечно долго. Его волокут куда-то далеко, вместо того чтобы немедленно приступать к лечению. Он мучился и терпел. Сжимал зубы от боли, мычал и стонал, глотал воздух, мотал головой. Наконец его положили и перевернули на спину.

– Ну как ты, парень? – склонился над ним санитар.

Его лицо Егор не смог разглядеть – мешала темнота.

– Терпимо, – ответил он.

Санитар отпрянул и громко сказал кому-то:

– Берите лямки волокуш и тащите его. Идете вдоль траншеи до деревьев. Там санитарка с батальонного медпункта всех принимает и перевязывает.

– А где это? – спросили у санитара из темноты.

– В том большом овраге, где тыловики и медики. По запаху поймете. Идите, не стойте. У вас по одной здоровой руке. Так что дотащите, – проговорил санитар, вставая на ноги.

Только сейчас Егор понял, что лежит не на снегу, а на чем-то твердом, деревянном. Одной рукой он нащупал под собой каркас волокуш. Другой подтянул и прижал к себе обе винтовки. Рядом запахло табачным дымом. Кто-то из темноты тихо сказал:

– Сейчас докурим и двинемся.

Егор вздрогнул. Он услышал голос сослуживца Миронова. Того самого, кто не стал помогать ему выбираться с поля боя, кто бросил его, несмотря на оказанную ему помощь, и трусливо уполз, спасая себя. Но именно благодаря такому подлому поступку раненый и на тот момент совершенно беспомощный Егор нашел в себе мужество и силы выбраться самостоятельно.

Егор промолчал. Он не стал напоминать Миронову о его бесчестном поступке.

– Щукин? – прозвучал над ним голос Кочергина.

– Я, товарищ младший лейтенант! – отозвался боец.

– Взводный твой где? Ты видел его?

Егор открыл глаза и попытался рассмотреть лицо командира.

– Убили его, товарищ младший лейтенант. На моих глазах. Чуть позади меня он был. Сначала раненый лежал, в руку. А потом по нему из пулемета врезали. Больше он не шевелился. – Егор сделал паузу, понимая, что голос его срывается от волнения и жалости. – Я сам видел.

Ротный застыл в молчании, отвернулся в сторону и тяжело задышал. Потом вновь склонился к Егору и сказал:

– Отдай мне винтовку Пшеничникова.

Егор нащупал ладонью гладкое цевье и отодвинул свою винтовку в сторону. Потом приподнял над собой другую, с шершавым цевьем, и сказал командиру:

– Вот она! А что с ним?

– Умер, – ответил после короткой паузы Кочергин.

В темноте стало тихо. Только треск горящей самокрутки угадывался где-то рядом.

– А еще кто там остался? – снова спросил командир.

Егору было непросто говорить. Он тяжело дышал, борясь с желанием выплеснуть со слезами всю накопившуюся горесть.

– Козлов, Минаков, Кошелев, – медленно перечислил он фамилии своих друзей еще по запасному полку, погибших несколько часов назад в сотне метров отсюда.

Он не заметил, как ушел от него ротный. Егор пришел в себя, только когда почувствовал, как кто-то медленно тянет под ним волокуши. Несколько раз, пока его везли, носильщики останавливались, чтобы рассмотреть в темноте путь. Он молча терпел все муки, считая, что самое страшное уже позади.

Наконец потянуло запахом горящих костров. Послышались людские голоса. Кто-то громко кричал от боли. Звучала отборная ругань. Один голос подгонял кого-то, другой кого-то ругал. Стало немного светлее от пламени костров и факелов в солдатских руках.

– О, еще одни пришли на перевязку! – сказал кто-то, невидимый Егору.

– Да сколько их там! Идут и идут. Да еще и с собой тащат, – произнес еще кто-то другой.