Разведчик Петра Великого

А пока Николай и его друзья не ведали о делах Людовика и аббата и о тех событиях, которые происходили в королевском дворце. Оттого по приезду в Сен-Дени они с некоторым удивлением восприняли известие о том, что не будут жить в монастыре, а поедут дальше, в Париж. Оказалось, что для них братья ордена бенедиктинцев успели подготовить небольшую квартирку в южной части города, а именно в Латинском квартале и совсем недалеко от Сорбонны, эдакой Мекки для молодых людей, желающих прильнуть к самим истокам знаний. Молодость и вольнодумство зачастую идут рука об руку, и аббат Изидор это прекрасно понимал. По его замыслу подобная жизнь обитателей Латинского квартала должна была породить у северных лазутчиков, привыкших к строго регламентированной и жёстко контролируемой жизни в Рутении, ощущение внезапно обрушившейся на них неограниченной свободы и настоящего праздника жизни. Здесь, на левом берегу Сены, всегда жил эдакий дух свободы и веселья. В противовес жизни на правом берегу реки, где правили бал власть и деньги. Николай по прежним поездкам в Париж, когда ему ещё приходилось ездить на международные соревнования, помнил об этой особенности большого города, хотя в современной столице Франции это разделение уже было весьма условным.

– Как ты думаешь, Николай, отчего это наш аббат вдруг стал таким добрым, что не захотел держать нас в Сен-Дени, а сразу отпустил на «свободу»? – с любопытством разглядывая небольшие комнатки, обставленные недорогой мебелью, спросил тесть.

– Тут и гадать нечего, Алексей Никифорович. Мне думается, что Марфа и мой сын уже находятся в Версале, а я сижу здесь, в Париже, и ничем не могу им помочь! От Бастиана нам так и не удалось добиться какого-либо вразумительного ответа о местоположении моей жены и сына, а аббат снова куда-то исчез. Небось он сейчас в Версале сопровождает своих новых пленников к королю Луи! – несколько раздражённым тоном ответил Николай и достал из кармана бумагу, которую им напоследок оставил Бастиан. – Вот, смотрите, в этой подорожной чёрным по белому написано, что нам – настоятельно – рекомендовано находиться в Париже исключительно в пределах Латинского квартала. Покидать сам город нам вообще категорически запрещено, причём под страхом смертной казни. Так что делать будем, друзья?

– А что тут предпримешь? – пожал плечами Андрей Яковлевич. – Нам остаётся, во-первых, уповать на то, что Людовик не маньяк и не убийца, а во-вторых, я думаю, что мы для чего-то нужны аббату, если он постарался организовать похищение Марфы с сыном и привезти их во Францию. А значит, необходимо максимально использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу.

– Так что конкретно ты нам предлагаешь делать? – скептически глядя на товарища, поинтересовался Николай.

– Предлагаю ловить рыбку на живца! Нужно придумать что-нибудь такое, что не сможет оставить Людовика равнодушным и вынудит его с нами встретиться. И желательно – в Версале!

– Насколько я помню, Людовик имеет большую слабость к женщинам и по молодости менял своих фавориток как перчатки. А горбатого только могила исправит! Вот я и опасаюсь, как бы король всерьёз не положил глаз на мою дочь! – сквозь стиснутые зубы произнёс Алексей Никифорович и, стукнув кулаком по раскрытой ладони, добавил: – Если он хоть пальцем тронет мою Марфу, я ему лично оторву его причинное место и заставлю его съесть!

– Ему уже за шестьдесят, и будем надеяться, что вулкан страстей угас и он уже не такой прыткий в этих делах, как в молодые годы. А самое главное, я верю в благоразумие Марфы. Но чтобы с ней действительно не случилось ничего плохого, нам нужно сделать так, чтобы король о нас вспомнил как можно быстрее. Мы в ближайшие дни под любым предлогом должны оказаться в Версальском дворце! Думаю, что нам нужен театр и не простой, а такой, о котором мгновенно заговорит весь Париж! – предложил бывший опер.

– Почему именно театр? – поинтересовался Андрей Яковлевич.

– Французские короли с детских лет участвуют в дворцовых театральных постановках. Полагаю, что у всех королей рефлекс на это слово. Ведь не был исключением и Людовик, а детские привычки настолько сильны в человеке, что обычно они оставляют свой след на всю жизнь. Могут, конечно, немного трансформироваться; могут калечить людям жизнь; могут приглушаться или усиливаться, но своей власти над человеком они не теряют до самой их кончины. Жадный в детстве по жизни остаётся патологическим жадиной! Мне думается, что бы мы ни придумали, но слово «театр» обязательно должно присутствовать в нашей афере. Так сказать – спусковой крючок для королевского подсознания.

– Ладно, психолог, тогда дело остаётся совсем за малым. Каким-либо образом заполучить достаточно денег на то, чтобы нанять в наш будущий театр крутых артистов, талантливого режиссёра и снять большое помещение, чтобы места в нём хватило и на артистов, и на зрителей, – усмехнулся Алексей Никифорович.