Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии

Несколькими днями позже были арестованы многие подпольщики и патриоты, связанные с разведывательной группой «Закарпатье». Венгерская контрразведка начала расследование дела закарпатских партизан. Угрозы, шантаж, подкуп, избиения, изощренные пытки — все было пущено в ход подручными Хорти. Но информация, полученная ими, была более чем скромной. Удалось лишь установить, что руководителем разветвленной сети антифашистского Закарпатского подполья является высокий человек с бородой и усами, которого зовут по-разному: Фери Бачи, Дядя Федя, Федор Владимирович, Федор Круг и даже Попович… Только и всего. Но Фери Бачи сбрил бороду и усы, когда еще собирался в Будапешт… Адресов его конспиративных квартир не знал никто, а места встреч и явок были известны только ближайшим соратникам. Опытный подпольщик неукоснительно, несмотря ни на что, соблюдал первую и самую святую заповедь разведчика — строжайшее соблюдение конспирации.

Но кто знает, откуда придет беда? После очередного радиосеанса за городом радист группы возвращался в Будапешт с небольшим чемоданом, в котором была спрятана рация. В воскресный день из пригорода на центральный базар тянулось много разного люда: кто с чемоданами, кто с кошелками и тележками. Но радист неважно знал обычаи столицы. Еще до стародавних времен таможенники, обосновавшиеся на площади при въезде в город, взимали пошлину с любого груза, который превышал установленную по весу норму. Чемодан радиста потянул немного больше. Старый таможенник почуял что- то неладное.

— Открой чемодан…

— У меня нет ключа.

— А что там?

— Не знаю. Чемодан моего хозяина. Он просил отвезти его в город, своему родственнику.

— Хорошо, приезжай с ключом или с хозяином, тогда получишь чемодан.

Весь этот бесхитростный диалог радист пересказал на экстренной встрече с командиром. «Шляпа, — только и молвил Фери Бачи. — Никому ничего не предпринимать без моего ведома. Будем уходить к югославским партизанам. Ждать моих указаний».

Но радист решил по своей инициативе исправить оплошность. Переждав пару дней, он отправил за чемоданом одного из связных группы — молодого паренька… Чемодан уже был открыт, содержимое его говорило само за себя. Вместо таможенников связному сразу же пришлось «беседовать» с контрразведчиками. Видимо, он не выдержал пыток… Почти сразу же арестовали радиста, затем несколько человек, связанных с группой, и, наконец, на одной из явок — самого Фери Бачи.

Но практически ничего не удалось узнать от него хортистским контрразведчикам, несмотря на зверские избиения и пытки. То, что Фери Бачи, Дядя Федя, Федор Владимирович, Федор Круг и Попович — одно и то же лицо, стало очевидным. Но никаких новых имен, адресов, подробностей деятельности — вот этого выбить жандармам не удалось. Правда, по архивам контрразведки тюремщики установили еще одну деталь. То, что Фери Бачи есть прапорщик бывшей австро-венгерской королевской армии Ференц Патаки, попавший в плен к русским в 1915 году и впоследствии перешедший на сторону Октябрьской революции. Так и судили его за «нарушение присяги»…

30 августа 1944 года военный трибунал приговорил Ференца Патаки к смертной казни через повешение. Суд состоялся в ужгородской тюрьме, куда перевезли «особо опасного заключенного». Между тем продолжалось стремительное наступление Советской армии. Ференца Владиславовича вместе с группой патриотов и подпольщиков вывезли как заложников в небольшой венгерский городок Шопрон. Незадолго до освобождения Венгрии погиб Фери Бачи — Ференц Патаки, отважный чекист, оставшийся, несмотря ни на что, верным сыном своей второй родины.

…Я сижу вместе с Владиславом Ференцевичем Патаки, сыном Фери Бачи. На столе фотографии, газеты, журналы, письма. «Весь этот архив об отце, — говорит мне Владислав Ференцевич, — который я собираю много лет».

Два письма, две семейные реликвии показал сын Ференца Патаки. Одно было написано перед самым вылетом на задание со Внуковского аэродрома. Датировано оно 18 августом 1943 года.

«…В последние часы перед отправкой в далекий и опасный путь я всеми мыслями своими неразрывно связан с вами… Мне очень о многом надо было бы написать сейчас, ибо вся наша жизнь проходит перед моими глазами со всеми ее радостями и горестями… Но ведь мы разлучаемся не навсегда, потому что скоро, а может быть, и очень скоро увидимся вновь, чтобы никогда уже не разлучаться. Поэтому не буду много писать. Лучше в эти часы подумаю о вас так же, как буду думать всегда в далеких краях, куда судьба и дело защиты Родины, защиты вас, защиты моих идеалов, за которые всю жизнь борюсь, меня забрасывает.

Думаю о вас, и мне хорошо, легко на душе, как никогда. Знаю, что ваши лучшие мысли, пожелания будут всегда со мной, будут помогать в работе и борьбе…»

Второе письмо. То самое, которое за несколько минут до смерти Фери Бачи передал тюремному священнику. Пожелтевший от времени лист бумаги, потертый от долгого ношения в карманах на сгибах. Уверенный, красивый почерк…