Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии

И вот я на улице с тяжелым чемоданом, один среди толпы мечущихся в панике людей. До дома около четырех десятков километров. В шестнадцать лет мне еще трудно было ассоциировать слово «война» с реальностью. В тот миг она предстала в далеких раскатах орудийного грома и растерянных лицах мужчин и женщин, которые бежали навстречу, обгоняли или оставались позади… Я прекрасно понимал, что произошла трагедия. На память пришел Тиль, вернее, песня Тиля:

Пепел Клааса стучит в моем сердце —
В нашу страну ворвались палачи…
Смерть живодерам! Бей, барабан,
Бей, барабан войны!
Да здравствуют гезы! Бей, барабан!
Есть у нас ядра, порох и пули,
Шары из железа и чугуна… С нами Господь…

У нас были ядра, порох и пули. И Господь был. У тех, кто в него верил. А вот король Лепольд Ш — главнокомандующий бельгийской армией — не верил ни во что. 28 мая 1940 года он подписал акт о капитуляции, объявив себя «военнопленни-ком немцев», то есть, короче говоря, совершил отнюдь не благородный поступок по отношению к стране и народу. Однако подлинные патриоты не сплоховали. Наши храбрые гезы сороковых годов вписали немало мужественных страниц в историю Сопротивления. Но об этом немного позже…

А тогда, 10 мая, где пешком, где на попутных машинах я к вечеру добрался домой. Родители были настолько ошарашены случившимся, что даже не спросили меня, как я доехал. На семейном совете стали обсуждать, что делать: бежать или оставаться. Мама плохо чувствовала себя. Страшная болезнь уже начала свою тайную разрушительную работу. Отец вспоминал о тех страданиях, которые выпали на их, молодой супружеской пары, долю, когда они в 1914 году, после начала Первой мировой войны, эмигрировали в Англию. «Нет уж, — сказал после долгого молчания отец, — пускай уходят молодые. А нам оставаться, если уж суждена смерть, то пусть в стенах родного дома…»

Моя сестра ждала ребенка. Ее муж был призван в армию, и от него не было никаких вестей. Она сказала, что остается… А я? Я решил бежать во Францию.

Через несколько дней волна беженцев унесла меня за сотни километров от родного дома. Время стирает увиденное когда-то. Но трудно забыть вой пикирующих бомбардировщиков с черными крестами, взрывы, запах гари и труп молодой женщины, рядом с которой, словно окаменевшая, сидела, скрестив руки, маленькая девочка с огромными, пустыми глазами…

Несколько месяцев нас продержали во французском лагере для перемещенных лиц на берегу Средиземного моря. Опять бомбежка, стрельба, убитые… Капитулировала Франция. Лагерное начальство объявило, что все беженцы могут вернуться в свои страны и что немецкие оккупационные войска не сделают-де им ничего плохого. Были сформированы поезда, чтобы отвезти нас домой. Однако многие из них по пути были переадресованы в рейх… Гитлеровцы обманули. Им нужна была дешевая рабочая сила. Тех, кто не согласился работать, расстреливали или отправляли в концлагеря, многие погибли от бомбежек, многие умерли от голода и непосильного труда…

Мне повезло. Я попал в «хороший» поезд, который гитлеровцы для пропаганды своих «добрых намерений» доставили в Брюссель. Наша столица в те трагические дни изменилась до неузнаваемости. Она оказалась грязной и зловонной, кишащей крысами и солдатами в серозеленых мундирах.

Радость моих родителей была неописуемой. Не всем удалось вновь увидеть своих детей. А жизнь наша изо дня в день становилась все более тяжелой.

То, что можно было забрать, гитлеровцы забрали. Не было хлеба, а уж о мясе вообще не вспоминали. В нашем городке исчезли все кошки и собаки. Говорили, что они превратились в колбасу, которую спекулянты продавали за большие деньги на черном рынке. Мои старики жили впроголодь. А помочь я им ничем не мог. Потому что большую часть времени приходилось отсиживаться в лесу. Немцы регулярно прочесывали наш городок, и всех молодых, которые попадали к ним в лапы, немедленно отправляли в Германию — на заводы. В дом я приходил тайком поздним вечером. Однажды совсем было собрался уйти в горы, к партизанам — в то время гремела слава о партизанском батальоне, которым командовал Жан Коллар, или «Жорж», — да помешала одна встреча. Встреча в лесу…

Они появились совершенно бесшумно за моей спиной, когда я, сидя на корточках, пек в маленьком костре несколько картофелин, которые захватил ночью из дома. Говорят, что иногда человек чувствует спиной чужой взгляд. Я тогда ничего не почувствовал. Просто кто-то тихо и деликатно покашлял сзади. Их было трое, с автоматами на груди. Одного я узнал сразу. Конечно, «Жорж»! Его портрет гитлеровцы расклеили на стенах домов нашего городка. Полмиллиона франков обещали они за голову неуловимого партизанского командира.

— Бонжур, — сказал он, насмешливо улыбаясь. — Решил пообедать?

— Да, мосье… Если хотите…

— Спасибо. Лучше скажи, эсэсовцы еще в городе?

— Нет, ушли вчера…

— А ты почему здесь прячешься?