Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

В связи с приездом моего преемника я начал как ни в чем не бывало готовиться к возвращению в Бельгию. Служебную квартиру уступил новому помощнику атташе, а сам переехал в гостиницу «Будапешт». За день до намеченного отъезда я собрал все свои дневники, записи, бумаги и, приехав в гостиницу, сел писать письмо полномочному посланнику, чтобы объяснить все… Закончив его, вышел на улицу, взял такси и доехал до Хлебного переулка. Там бросил послание в почтовый ящик посольства и пошел пешком по вечерним московским улицам. Столица как будто бы изменилась. Может, это произошло потому, что я стал смотреть на дома, улицы, площади и людей другими глазами. Ведь Москва навсегда должна стать моим родным городом…

Рано утром в номере зазвонил телефон. Подняв трубку, узнал голос нашей переводчицы.

— Алло, господин Ван Энгеланд?

— Да, слушаю вас.

— Полковник беспокоится, почему вас до сих пор нет на работе. Вы случайно не больны?

— Нет, я абсолютно здоров, и полковнику это прекрасно известно. Передайте ему, что я все объяснил в письме нашему полномочному посланнику.

— Подождите, не вешайте трубку, с вами хочет говорить господин полковник!

В трубке что-то щелкнуло, затем раздался яростный крик Годе:

— Я прочитал твое проклятое письмо! Ты делаешь глупость! Подумай еще раз, ведь…

— Зачем? Все решено. Прощайте, господин полковник!

За окном пасмурно. А на душе… Нет, вы, конечно, не поверите, если скажу, что радостно и светло. Впрочем, я так и не скажу. Это было бы не совсем точно. Скорее всего, мне легко, как человеку, сбросившему с плеч тяжелую ношу. Вы, конечно, ждете рассказа о моей любви к русской женщине. Этого не будет. Может быть, советская контрразведка помогла мне обрести прекрасную жену и верного друга. Может быть… Но это уже наше сугубо личное дело. Я счастлив. У меня крепкая, дружная семья, ибо жена подарила мне двоих детей, и вполне обеспеченная жизнь даже по западным меркам. Вероятно, кто-то в Бельгии назовет меня предателем. Но сие меня не волнует, ибо я — гражданин Советского Союза…

Вот и все, дорогие читатели, об Иване Ивановиче, бывшем бельгийском разведчике Иоганнесе Ван Энгеланде. Ему сейчас — по дамскому, как говорят, счету — за семьдесят. Я не знаю, где он и жив ли вообще. Поверили вы его рассказу? Я, например, не во всем. Что касается детства — абсолютно нет никаких возражений. А вот что касается мотивов перехода на нашу сторону — все довольно сомнительно. Я вообще мало верю разведчику, который предает свое царство-государство, на которое он работает. Разведка — дело тонкое. Разведчик — тоже человек особого склада, который не может быть слугой двух господ. Ибо тогда, повторюсь, он уже не разведчик.

<p><strong>Ради чего?</strong></p><p><emphasis>(Вместо послесловия)</emphasis></p>

То, что я собираюсь сказать, в общем-то, больше тянет на послесловие. С другой стороны, вроде бы неудобно заканчивать книгу без последней главы, в которой надо что-то обобщить и ответить на самый главный для меня вопрос. Действительно, ради чего работают в поте лица своего люди, которых называют разведчиками, профессии не очень распространенной и весьма засекреченной?

Я, елико возможно, честно рассказал в своих мемуарах о себе и о некоторых коллегах по опасному ремеслу, о которых знал больше, чем другие. Рассказал, естественно, не все, ибо остались нераскрытыми определенные тайны, которые ушли с ними и так же уйдут со мной. Я не претендую на истину в последней инстанции и, так сказать, абсолютную объективность, ибо ничего абсолютного в нашем быстро меняющемся мире не существует.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное