— Это Клаудия Кардинале, — зазвучал в трубке характерный хрипловатый голос актрисы. — Синьор Колосов, можно к вам заглянуть на несколько минут?
— Конечно. А вы знаете адрес?
— Да. Мне его сказали в вашем посольстве. Я еду…
Минут через пятнадцать в корпункт явилась подъехавшая на автомобиле элегантнейшая Клаудия. В руке она держала черную продолговатую коробку. Я пригласил ее в гостиную. Она открыла свою ношу. В коробке на красном бархате лежала черная бутылка французского коньяка. «Это коньяк наполеоновских времен, — гордо заявила Клаудия. — Этот сувенир вам в подарок за прекраснейшую рецензию в «Известиях» на мой фильм. Она мне очень помогла, эта рецензия…»
Потом была традиционная чашечка черного кофе, сваренного мною впопыхах, затем рюмка-другая выдержанного армянского коньяка с черной икрой на закуску, затем… Затем наступила неловкая пауза. Клаудия смотрела на меня подбадривающе и выжидающе одновременно. А я, честно говоря, думал о том, не приехала ли за ней итальянская «наружка» и не придут ли нас проведать, если мы с актрисой окажемся вдруг в моей спальне. Выручил телефон. Я взял трубку. Дежурный посольства срочно требовал меня к послу. Это, вообще-то, был условный сигнал. Меня просто (так оно и оказалось на самом деле) добивался резидент, чтобы дать очередное задание.
— Я очень сожалею, Клаудия, но меня требует к себе посол. Надо ехать. Он у нас человек очень строгий.
— Действительно посол? — она насмешливо посмотрела на меня. — Как же не вовремя звонят эти советские дипломаты. Ну что ж, поедем… Тебя (после коньяка мы перешли на «ты») подвезти?
— Нет, зачем же. Я тебя провожу…
Садясь в лимузин, она вновь насмешливо взглянула на меня: «Мне кажется, мой друг, что второго такого случая не будет…»
Несколько лет спустя я встретился со звездой итальянского кинематографа на приеме по случаю «недели советских фильмов» в Милане. Клаудия Кардинале стояла в кругу своих многочисленных поклонников с бокалом шампанского в руке.
— О, Леонид! — Она вышла из кольца своих воздыхателей. — Какими судьбами? По-прежнему корреспондент «Известий», да? Простите, господа, но мне нужно поговорить с этим синьором с глазу на глаз.
Мы отошли в угол зала. Она опять насмешливо, как тогда в корпункте, посмотрела на меня:
— Скажи, Леонид, только честно скажи… Почему ты тогда удрал от меня?
— Ты же слышала телефонный разговор, Клаудия. Меня вызвал посол. Действительно было чрезвычайно спешное дело.
— Правда? А я, грешница, подумала, что ты просто струсил…
Что ж, может быть, и струсил. Всякое бывает… Но повторю еще раз: я всегда считал женщину совершенней мужчины и никогда не прощал никакого хамства и насилия по отношению к ней.
Глава 5. Не убивайте женщину…
Дети есть дети. Они разные и одинаковые. Разные потому, что отличаются цветом кожи, глаз и волос. Одинаковые потому, что первым словом, которое произнесут, будет слово «мама». Единственная и неповторимая, самая святая Женщина на земле. У россиян она навеки осталась в образе Рублевской Божьей Матери с младенцем на руках, у итальянцев застыла неразгаданной улыбкой Джоконды на полотне Леонардо да Винчи, у французов — в совершенно очаровательном «Материнстве» импрессиониста Ренуара…
Поэты посвящали ей самые вдохновенные строки, философы пытались проникнуть в тайны ее миропонимания, мастера кисти и скульптуры тщетно искали в красках, мраморе и бронзе всемирный эталон женской красоты. Искали и не находили. Не находили потому, что женщина тоже очень одинаковая и очень разная. Разная по цвету кожи, глаз и волос. Языку, обычаям и традициям. И удивительно одинаковая. Ибо всегда и везде, во всех уголках нашей измученной техническим прогрессом планеты она дарит человечеству новую жизнь.
«Женщины более мудры, чем мужчины, — утверждал английский философ Стефенс, — потому что они знают меньше, а понимают больше». Может быть, хотя мне лично по душе то, что написал о Женщине еще один гениальный англичанин — Вильям Шекспир в одном из своих сонетов: