Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

— Понимаешь, сижу вчера один в своей холостяцкой квартире, не то чтобы очень трезвый, но и не пьяный. Ведь у меня дверь никогда не запирается, а тут, как назло, ни одной живой души. И вдруг звонок. Радостно ору: «Входи, дорогой друг, у меня не заперто». Заходят трое синьоров, вроде бы сицилианцы. Один довольно стар и весьма элегантен, двое — молодые с усами, смахивают зело на гангстеров. Приглашаю садиться. Двое молодцов остаются на ногах, старичок устраивается в кресле. «Никола Джентиле, — представляется он, — кровный брат Аль Капоне. Я сейчас на пенсии и собираюсь написать книгу о мафии, серьезную, честную книгу о нашем «почтенном обществе» и ее достойных людях, которых нынешние щелкоперы представляют чуть ли не карманными воришками». — «Пишите, — говорю я как можно вежливее, — кто же вам мешает…» — «Мне никто не может помешать, — сделав многозначительную паузу, отвечает гость. — Но писать книгу будете вы, а я — рассказывать. Вы получите весь гонорар за книгу и еще двойной от меня лично. Почему я выбрал именно вас? Отвечаю: мы читали ваши публикации о мафии. Они легковесны, но у вас хороший стиль. Решайтесь. Я зайду за ответом через три дня в это же время». — «А если я откажусь?» — спрашиваю, мгновенно отрезвев. «Не советую», — тихо говорит старичок, и все трое уходят…

— Ну и что же ты решил?

— Что? Думаю пока…

— Если надумаешь, то возьми меня с собой на первое интервью, а?

— Хорошо, Леонида, если удастся, то возьму и тебя, обязательно возьму…

Я с огромным нетерпением ожидал дальнейшего развития событий. И вот примерно через две недели ранним утром в корпункте раздался телефонный звонок. «Чао, Леонида, — прохрипел в трубку Феличе, — старик ждет нас на своей вилле под Палермо. Билеты на самолет у меня. Вылетаем завтра утром».

Я не буду описывать, как мы летели, как нас встретили на аэродроме, как принимали на вилле, какая была морская охота на зубатку и какой вкус был у «дзуппа ди пеше» — вкуснейшего рыбного супа. Когда дело дошло до дела, я спросил у коммендаторе Джентиле (так называют очень богатых и уважаемых людей на Сицилии):

— Коммендаторе, я смогу опубликовать мое с вами интервью?

— Конечно, сын мой.

— А если я напишу о мафии так, что вам не понравится?

— Эго дело моей совести, фильо мио (сын мой. — Л. К)

— А «лупара» мне не грозит в этом случае?

— Конечно, нет, сын мой. Ибо, как бы ты ни написал о мафии в своей газете, это будет нам хорошей рекламой. Ведь о нас так мало знают в России…

Слово «джентиле» переводится как «вежливый». Ничего не скажешь, Никола Джентиле был вежливым человеком, а в облике его не было ничего злодейского. Этакий аккуратный старичок-пенсионер со слезящимися глазами. Правда, как по секрету сообщил мне Киланти, на совести «пенсионера» с десяток убийств. Но о них Джентиле предпочел не вспоминать. По его словам, он «всегда соблюдал законы, справедливость и честь». Конечно, эти категории старый ас мафии рассматривал несколько специфически…

Вот он и поведал мне о том, какова организационная структура мафии. Ее первичная ячейка — «десятка», во главе которой стоит полновластный хозяин — «капо».

Десятки объединены в более крупные сообщества. Их называют в Сицилии по-разному, но чаще всего именуют «семьей». Глава семьи командует мафией селения, города, провинции. На случай своего отсутствия, болезни или отсидки в тюрьме он самолично назначает своего заместителя из высоких и почтенных братьев. Руководители десяток, входящих в семью, занимают посты «советников». Олимп власти возглавляет «капо дей капи», или «король» — неограниченный диктатор. Руководитель десятки выбирается тайным голосованием. Главу семьи избирают «капи», а короля — главы семей и их заместители.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное