Выпускника Менделеевки, ныне старательного, исполнительного солдата, направили на учебу. Поначалу готовили в инженерные войска. Именно армия дала возможность совершенствовать знания в Сити-колледже на Манхэттене. Там он грыз новую науку, специализируясь в электротехнике. Аполитичный, сдержанный Коваль тратил время лишь на учебу, сторонясь политических разговоров. Привычно вошел, как и в Москве, в когорту лучших слушателей.
Затем специальные курсы. Здесь помогли и предусмотрительно сохранившиеся в Биробиджане Ковалем документы, захваченные из Су-Сити, а затем привезенные оттуда в США. Они свидетельствовали: за плечами Жоржа два семестра американского технического университета. Он с удивлением обнаружил, что его готовят к работе с радиоактивными материалами. В одну из редких встреч с куратором-резидентом доложил ему об этом, еще не понимая, в какой ситуации он находится.
И тут, как в Москве, он привлек к себе внимание. На сей раз американских военных «кадровиков». Шел 1944 год. Работы по созданию А-бомбы в разгаре. До цели близко. Но возникли преграды, которые можно было решить, лишь используя больше не только ученых, но и отличных техников. Их явно не хватало. И, возможно, случайно, однако с определенной долей закономерности, Жорж Коваль, чей уровень интеллекта был заметно выше, чем у его соучеников, попал в элиту. В августе 1944‐го получил назначение в город Оук-Ридж, штат Теннесси. Ему намекнули, что придется работать с радиоактивными веществами. Но предположений, что это как-то связано с созданием А-бомбы, не возникло. Резидент, которому «Дальмар» сообщил о назначении, обговорил условия связи, не предполагая, что его подопечный попадает на абсолютно засекреченный объект. Если не являлось секретом, что в лаборатории Лос-Аламоса разрабатывалась А-бомба, то в других не менее закрытых и секретных городах, как, например, Оук-Ридж, производили обогащенный уран и плутоний для А-бомбы.
В отличие от «освоенного» советской разведкой Лос-Аламоса об Оук-Ридже в Москве почти ничего не знали. И «Дельмар» первым сообщил: здесь производят обогащенный уран и плутоний. Сам Жорж как раз и работает радиометристом в секторе по производству плутония.
Поле деятельности Коваля не было строго ограничено запретами в передвижении, как у других сотрудников. Радиометрист охранял здоровье своих соотечественников, которые работали с радиоактивными материалами. В его задачу как раз и входило перемещение по трем различным секторам: он следил за тем, чтобы нигде уровень радиации ни в коем случае не превышал допустимый.
Таким образом, все происходившее в трех разных секторах специалисту, пусть химику, было не только известно, но и в деталях понятно.
В своих сообщениях «Дальмар» сообщал, что в трех изолированных друг от друга помещениях трудилось около полутора тысяч сотрудников.
А это говорило о том, какой уровень предприятия и о серьезности намерений американских ученых и инженеров.
Для Москвы неожиданным стало и сообщение Коваля о доставке обогащенного урана и плутония из Оук-Риджа в Лос-Аламос. Военные самолеты с грузом сопровождала усиленная охрана.
«Дальмар» также информировал, что каждый сотрудник лаборатории в Оук-Ридже фактически прикован к собственному рабочему месту. За всеми наблюдали, прослушивали на всякий случай телефонные разговоры, не слишком поощряли общение друг с другом. Жили в закрытых лагерях, как в казармах, только удобных, комфортабельных, ни в чем не нуждались. Между сотрудниками лабораторий, занятых исследованиями, воздвигли непроницаемые барьеры. Но Жорж Коваль, пользуясь своим положением, эти барьеры относительно легко преодолевал.
Генерал-лейтенант Лесли Гровс являлся руководителем военной части «Манхэттенского проекта» и отвечал за безопасность работ на атомных объектах. Его книга «Теперь об этом можно рассказать», вышедшая и у нас в 1964 году в Атомиздате, — образец того, как нельзя безоговорочно верить в свою неуязвимость. Следует отдать должное генералу, он сделал все, чтобы создать «железный занавес» между своими подчиненными и остальным миром. Работал, судя по его же описанию, самоотверженно. Допустил лишь одну, но фатальную ошибку: уверовал в непроницаемость установленного им занавеса, называл лабораторию в Лос-Аламосе абсолютно «мертвой зоной».
Но если кто-то заслон возводит, то всегда найдется кто-то, кто попытается через него проникнуть. И это, как мы теперь знаем, удалось советской разведке. Несколько ученых США из Лос-Аламоса инициативно, то есть добровольно, сами вышли на советскую внешнюю разведку, предложив ей свои услуги. Тот же «Млад», он же Теодор Холл, одарил нашего друга-агента «Лесли» — Лону Коэн кипами чертежей, переданными им в сугубо закрытом городке Альбукерке и чудом доставленными в Нью-Йорк «Джонни» — разведчику Анатолию Антоновичу Яцкову.