Разведчики

Они вместе почти с первого дня войны. В действующую ехали в одном вагоне. Василий сразу заметил Костомарова среди других таких же молодых, горластых добровольцев. Широкоскулое, очень смуглое лицо. Широко расставленные светлые глаза. В углу рта — чуть приметный косой шрам. Словно затаенная улыбка. Поэтому лицо парня кажется веселым, лукавым, даже когда он серьезен. Но не эта скрытая лукавинка обратила на себя внимание Василия. Этого парня он где-то видел. Но где? Василий знал точно, что встреча была непродолжительной и в то же время это не была мимолетная встреча на улице. А когда солдат, засмеявшись, стал что-то говорить своим соседям, Василий сразу вспомнил. Ну да, они столкнулись у Галиного кабинета в ту памятную предвоенную субботу. Василий только взялся за ручку, как дверь распахнулась, вышло несколько парней. Этот — последним. Засмеялся вот так же, как сейчас, покрутил головой: «Да, на строгого товарища нарвались мы, ребята… Василий закрыл за собой дверь и дальнейшего не слышал.

Значит, земляк. Да еще Галю знает. Пусть мало, пусть всего несколько минут видел, но все же с ним можно о ней поговорить. Когда поезд тронулся, Василий подошел к Костомарову. Оказалось, что назначены они были в один полк. Воевали вместе. И в окружение вместе попали, вместе пробивались к своим. Потом Костомаров стал шофером у командира полка, но частенько захаживал во взвод Румянцева — он успел привязаться к лейтенанту.

Как-то Румянцев подошел к группе бойцов, обступивших Костомарова.

— Вы не смотрите, что молод наш лейтенант, — говорил тот. — Человек он — настоящий, я вам скажу. Вместе в окружении были. А это — лучшая проверка. — И после недолгой паузы: — Был с нами в окружении такой эпизод…

Тогда лейтенант прервал Петра. Запретил ему легенды рассказывать.

— Какие легенды? — искренне удивился Петр. — Все так и было. — Потом подумал, вздохнул: — А ведь и вправду могут не поверить. Помните, как ночью наскочили на немцев?.. У них пулеметы, минометы, а нас горстка и вооружение — винтовки без патронов да несколько гранат… Только и спасла ночь да вы, товарищ лейтенант.

— И чего ты, Костомаров, выдумываешь?

— Ну да! Не заговори вы тогда по-немецки, худо бы нам пришлось. Сбили фрицев с толку, а когда они разобрались, поздно было.

В общем Петр относился к лейтенанту уважительно, любовно и чуть покровительственно, хотя Румянцев был постарше года на три-четыре.

— Вот уедете, кто тогда так перевяжет? — Костомаров обрезал ножом концы бинта и опустился рядом.

— Ты опять за свое. Да с чего ты в конце концов взял, что меня куда-то переводить собираются?

— Утром пришлось слышать один разговор… — Петр не договорил.

Над головами с шипеньем и свистом пронесся снаряд, и тотчас же позади тяжело ухнуло. Потом опять шипенье и опять ухнуло.

— Вот гады, снова садить начали… — зло проговорил Петр. — Ну, мне надо идти.

Так и не сказал Петр, откуда узнал о новом назначении лейтенанта Румянцева.

Начинался обычный фронтовой день. Немцы методично обстреливали боевые позиции. Потом пошли в атаку. Одна атака захлебнулась, другая.

В промежутке между второй и третьей к Румянцеву подполз вестовой.

— Товарищ лейтенант, в штаб полка вас.

В штабе — тесном блиндаже, расположенном недалеко от железнодорожной насыпи, — за столом сидел командир полка. Рядом с ним — майор из разведотдела штаба фронта.

— Лейтенант Румянцев явился по вашему приказанию!

— Подойдите ближе, лейтенант. Садитесь и внимательно слушайте…

Утром следующего дня Румянцев въезжал в родной город. Зелено-розовый в первых лучах солнца, он вставал перед Василием таким желанным, таким мирным.

Город его юности. Город, в котором жила Галя. На секунду показалось, что он возвращается сюда навсегда. Если бы это было так. Но нет. Румянцев должен без промедления явиться по назначению. И кто знает, удастся ли ему вырвать время, чтобы повидать Галю…

Так получилось, так круто сложилась его фронтовая судьба, что успел написать ей только одно письмо. Вначале окружение — оттуда не пишут писем. Потом отступление — писать, честно говоря, не хотелось. А потом рейды по тылам противника и бои, бои… Может быть, все это и не оправдывает его, но так случилось. Когда он повидает Галю, он объяснит ей. И, конечно, она все поймет.

Знакомые улицы, переулки с небольшими одно- и двухэтажными домами, сады, скверы мелькали за окном машины. Свернули на тенистую, крытую сплетающимися ветвями акаций улицу. Остановились у многоэтажного с сероватым фасадом здания.

Василий вышел из машины, бегло оглядел окна второго этажа, часовых, что стояли у входа, повернулся к шоферу:

— Ну, Костомаров, давай прощаться. Жаль, брат, очень жаль, да что поделаешь…

— Товарищ лейтенант, Василий Иванович, может, и дальше вместе, а? — и заспешил, предупреждая возражения Румянцева: — Да я понимаю, что это не просто, даже очень сложно. Но может, попробуете, а? Может, получится? Уж очень не хочется с вами расставаться.

— Эх, Петр, Петр!.. Да что мы — в клубе на танцах: хочу в круг войду, хочу стенку плечом подопру! Езжай-ка, брат, назад быстрей и не поминай лихом.