Разведи меня

Официант исчезает со скоростью света. Растворяется в воздухе. И я остаюсь наедине с моей жертвой. Хотя, называть так, сидящего напротив и внешне абсолютно спокойного Демьянова просто верх цинизма. На жертву он похож меньше всего. Он красив, какой-то яростной дикой красотой. Губы каменные, подбородок волевой, и эти проклятые ямочки на его щеках. От них кружится голова. Или это от вина, выпитого на голодный желудок. Черт, я вдруг понимаю, что адски голодна. И еще осознаю, что страх, сидящий во мне, куда-то исчезает. Чертово вино.

– Пиццу не делают с кетчупом, – что я несу? Нужно просто хоть как-то разогнать странный морок, повисший над столиком, точно между мной и моим начальником. Это дым от свечей, стоящих на столе, но мне сейчас кажется, что он магический и совсем не безобидный. – Там соус особый, и моцарелла и…

– Ты меня так заманиваешь к себе, маленькая птичка? – щурится котом Иван Ильич. Сталь становится тягучей. О черт бы меня подрал. Да такой же он, как все. Что я там себе нафантазировала в своем возбужденном дорогим вином мозгу? Простой козел, изменщик и пуп земли. Венец творения, блин. Но от чего же я не могу заставить себя его ненавидеть? Может потому что страх более сильное чувство? А мне сейчас до одури страшно. И совсем не от того, что он, скорее всего, давно уже меня рассекретил, и теперь добивает меня моим же оружием. Нет, мне страшно то, каким воздействием на меня он обладает. Дышать становится нечем, в груди жжет, а в ушах… Шумит Ниагарский водопад. Оглушающе и одуряюще. Ноги становятся похожи на две переваренные макаронины.

– Что это за вино такое? – шепчу я, чувствую, как мою ладонь накрывает раскаленная огромная рука Демьянова. Я маленькая птичка, попавшая в силки страшного охотника по своей абсолютной глупости.

– Да, крепковатое. Хорошее вино. Эй, ты же не собираешься тут в обмороки падать? Пить ты тоже не умеешь, горе луковое. А я хотел тебя пригласить продолжить вечер. Думал мы продолжим с тобой наш оттяг в «Пушкине». Ты ведь там бывала?

– Пушкин? В-вы ч-что, хотели меня вывезти в другой город? Зачем? Слушайте, вы… Вы не маньяк? Отпустите меня домой, а? Я страшно устала. Прямо до ужаса. И я что-то… Голова у меня кружится, и спать очень хочется. – Да иди, кто тебя держит, – дергает плечом чертов нахальный самовлюбленный павиан. Поднимаюсь со стула слишком резко. Черт. Вино и вправду убойное. Сроду меня так не развозило с одного бокала. Но видимо оно и вправду крепкое, а я голодная и перенервничала. Пол уходит из-под ног.

– Черт, не видать мне проклятой лепешки, – я вскрикиваю. Взлетая в воздух.

– Что вы себе позволяете? – шепчу в широкую грудь, в которую меня вжимают сильные мужские руки. Пахнет он, конечно… Сексом и самоуверенностью. Хихикаю от этих своих мыслей. Заказчица Зоя жаль не видит.

– Молчи уж. Домой тебя отвезу. Негоже, чтобы помощница Демьянова валялась в какой-нибудь подворотне пьяная в дым. Слабачка ты, Аргентина Дмитриевна. Учти, это в первый и в последний раз. Обычно я не таскаю на руках своих пьяных секретарш.

– Вы мой герой, – глупо хихикаю я, чувствуя себя… Блин, как за каменной стеной. – Я вам сделаю пиццу.

– Проспись сначала, – хохочет Демьянов. Боже, я схожу с ума? Да, и мне это нравится. – Эй, человек, Маргарита отменяется. Тащи сюда еще пузырь этого пойла, кричит куда-то в пустоту мой личный грех, баюкая меня в захвате своих рук. – Мы же едем к тебе в гости на пиццу? И напиться.

– А я не приглашала, – икаю я.

– А я без приглашения.

– Знаете как говорят про незваных гостей?

– Знаю, что сегодня кто-то из нас будет спать в ванной.

Глава 19

Демьянов

В голове гудят даже не колокола, а сирены воздушной тревоги. Гудят оглушительно и яростно. А еще, кто-то тихо сопит мне в шею. Кто-то абсолютно захватнический и опасный. Тот, о ком меня предупреждает мерзкий вой в голове и язык присохший к небу.

– Еще немножечко. Чуть-чуть, – причмокивает это нечто голосом…. Ох. Твою мать. Резко и слишком резво для болящего, подскакиваю на ужасно неудобном ложе. Лучше бы я этого не делал, потому что и без того убогая комната, превращается в карусель «Сюрприз» из моего детства. Я очень хорошо помню вчерашний вечер ровно до того самого момента, как заволок эту очкастую овцу в ее ужасную нору, а дальше…

– Какого…? – ха, Аргентина Дмитриевна. Встрепанная и похожая на испуганного воробья, смотрит на меня расширившимися от ужаса глазищами. Впервые ее вижу без очков, и надо сказать, если бы у меня так не ломило башку, бы может быть даже отметил, что ее подслеповатые очи весьма красивы. А когда в них еще и страх… Чертова простыня на моих бедрах начинает превращаться в «фигвам». – Вы что? Вы голый? А я…

Мне вот тоже интересно, что там под разодранным на два лоскута пододеяльником происходит. Хотя. Нет, не интересно. Совсем не интересно, потому что простыня моя, в которую я завернут начинает вести себя совсем уж непристойно. Точнее не простыня. Не важно.