– Он поможет мне сдохнуть с чувством выполненного долга, – скалит желтые волчьи зубы Резо. – А ты что предлагаешь? Правосудие? Ты сам то веришь, что оно будет справедливым, Ваня? Что Зойке могут предъявить? Убийство столетней давности с котором она никогда не признается. Все твои видео с признаниями хороши только для нас с тобой и наших терок. А там она скажет, что ты ее заставил под дулом пистолета и рассмеется в лицо мусорам. Максимум за что ей могут накинуть – похищение человека. Но для этого мы должны этого человека предоставить. Понимаешь ты это, Ванюша? Получит эта тварь лет пять общего. Наймет адвоката отличного на те денежки, что у тебя воровала все эти годы и складывала на свой счет тайный в банке, и отделается условкой. А ты будешь выть волком, оплакивая ту, которую спасти не смог, и каждый день знать, что эта сука жирует, нюхает, бухает. Но ты же ведь мертв уже. И я тоже… А с мертвых взятки гладки.
– Есть суд страшнее людского, – он прав. Просто я все еще остаюсь человеком. Не знаю, надолго ли, но… Страх ослепляет. Он чертовски прав. Моя женщина и мой ребенок стоят жизни одуревшей бабы. Но ведь никто не дал право нам отбирать то, что не мы дали.
– Не знаю, есть там за чертой что-то, нет. А я есть. Здесь и сейчас, Иван. И я должен успеть. А времени у меня совсем мало.
– У нас, – рычу я, но старик лишь усмехается и снова уходит в себя.
Мне кажется, что проклятая дорога никогда не закончится. Съезжаю с асфальта на едва приметную грунтовку только спустя полчаса. Становится совсем темно. Хоть глаз коли. Вековые сосны смыкаются над крошечной в их масштабах, машиной и кажется, что я попал в другой мир. Страшный и тревожно злой. Выключаю фары. Нельзя себя обнаружить слишком рано. До любимого дома Зои около полукилометра.
– Дальше пойдем пешком, – тихо шепчу, словно кто-то может услышать меня в чертовой охотничьей усадьбе, которую я купил сам не знаю зачем. Но Зойка была от нее в восторге изначально. – Резо, ты слышишь?
Старик не шевелится. Смотрит в окно пустым взглядом, и мне становится жутко.
– В багажнике бита. Возьми. Пойдем с другой стороны, в обход. Нас и так никто не ждет, но береженого бог бережет.
– Резо, там просто женщина и трус.
– Сумасшедшая женщина, Иван. И ожидать от нее можно чего угодно.
Я напрягаюсь. Слышу приближающийся звук мотора. Темнота выхватывает слабые отблески автомобильных фар. Машина. И скоро она будет тут.
– Тачку в овраг, – выплевываю я. Кто может ехать по этой богом забытой дороге? Только те. Кто обитает в доме, сокрытом от глаз. В этом доме никогда не было даже прислуги. Зойка пряталась там от мира и своих демонов. Но, они все равно ее настигли. Машина легкая, поддается сразу. Я падаю на землю, рядом с сипящим стариком, и замираю, глядя, как мимо проплывает Зоин внедорожник.
– А ты везунчик. Еще немного и получишь свое сокровище. Слушай меня. Заберешь Тину и проваливайте. Выйдете на трассу, поймаете тачку. Этой. то, полхоже, амба. Жалко. Норм была лошадка.
– А ты?
– А я подожду хозяев дома. Очень хочется увидеть, какие хари будут у тварей.
– Резо…
– Слушай меня, мальчишка. Запоминай. Все документы у моего нотариуса. Я тебе на «мыло» скинул все координаты. Тебя тут не было, запомни. Ни тебя, ни бабы твоей. И будь хорошим отцом, Демьянов. А то ведь мне там покоя не будет.
– Ты что задумал? – осознание накрывает ледяной волной. Черт, резо боялся не успеть. Он…
– У меня рак, Ванюша. Хреновая стадия. А дом не жалей. Место тут гнилое. Ты меня услышал?
– Резо, не глупи.
– Пойдем. Думаю кралю твою не одну оставили. Не совсем же они идиоты. Ну, или не успели мы, будет жаль. Очень жаль, – скалится старик, а у меня все внутри леденеет. Да. Он снова прав, нельзя жалеть тех, кто не жалеет никого вокруг. И это осознание бесит чертовски.
К дому мы выходим только спустя сорок минут. Он смотрит на нас темными провалами окон, похожих на демонские глаза. Дом спит. Только в одном окне мерцает что-то, похожее на пламя свечи, или ночника, такого, который включают детям, чтобы не боялись. А меня наоборот пробирает холод, до костей, до замирающего, еле колотящегося сердца. Она не может меня бросить. Она не может.
– Тихо, – останавливает мой порыв бежать к дому сломя голову, старик. Я замираю. Точно, слышу поскрипывание грязного льда под чьими-то тяжелыми шагами. К воротам подходит полная женщина, копается с ключами. Роняет их на землю, тихо чертыхается. Кто она? Надсмотрщица, сиделка, помощница? Зойка ни за что бы не впустила чужую бабу в свои планы. Значит эта женщина важное звено.
– Ох, грехи мои тяжкие. Ну ладно, одним больше, одним меньше, – шелестит Резо. Меня передергивает от отвращения. Лес рубят, щепки летят.
Я выбираюсь на неосвещенное фонарем пространство. Камер тут нет. Зоя запретила ставить наблюдение. Поэтому я иду почти не скрываясь. Калитка распахивается внезапно. Тетка вываливается на освещенный фонарем пятак и я судорожно оглядывается по сторонам. Сейчас она меня увидит. Нет больше смысла скрываться. Она смотрит на меня так, будто увидела призрак. Открывает рот.