Но если внутренние очи собеседников испускали, так сказать, рентгеновские лучи в тщетной надежде проникнуть за непроницаемую защитную броню друг друга, то внешне картина была совершенно иной. Очаровательная шатенка привычно разыгрывала девицу императорских кровей, богатырь с Андреевской и Георгиевской кавалериями через плечо дебютировал в роли влюблённого пастушка. Правда, соревнование талантов происходило в неравных условиях. «Великая княжна» могла играть сколь угодно блистательно или, напротив, плохо. Зритель всё равно понимал, что пришёл в театр. Алехану же нужно было сыграть пастораль так, чтобы она выглядела правдивее самой жизни. Это было тем труднее, что действие развивалось в темпах, близких к сценическим. Всего за неделю пребывания «Елизаветы» в Пизе пылкий граф успел не только без памяти влюбиться, но и сделать формальное предложение, в подтверждение прежних обещаний, переданных с Кристенеком. «Она же ко мне казалась быть благосклонною, — объяснял Орлов Екатерине, — чево для и я старался казаться перед нею быть очень страстен; наконец я её уверил, что я бы с охотою женился на ней, и в доказательство хоть сего дня, чему она, обольстясь, более поверила». Да, оценивая игру Орлова по шахматной шкале, можно сказать, что он провёл атаку на одном дыхании, а завершающий ход заслуживал нескольких восклицательных знаков. Неужто действительно женился бы, если бы «Елизавета» не сочла, что он слишком уж торопит события? Лунинский в этом не сомневается. В самом деле, зная горячую, азартную натуру Алехана, натуру игрока отнюдь не только в шахматы, предположить такое легче лёгкого. Тем более что он сам подтвердил «серьёзность» своих намерений. «Признаюсь, всемилостивейшая государыня, что я оное исполнил бы, лишь только достичь бы до того, чтобы волю Вашего величества исполнить», — рассыпался перед Екатериной её «всепотданнейший раб». Но почему бы, с другой стороны, и не порисоваться безграничной преданностью, когда проверить её уже не представлялось возможным?
Впрочем, Орлову не удалось так просто уйти из-под венца. Литература сенсаций женила-таки его. Пальма первенства принадлежит Кастера. По его словам, к наивной и доверчивой княжне Таракановой, скромно и в большой нужде жившей в Риме, явился один из тех интриганов, которых так много в Италии, и представился ей под именем и в мундире офицера её нации. Если читатели думают, что речь каким-то образом идёт о Кристенеке, то они ошибаются. Это был неаполитанец Рибас. (На самом деле 25-летний Хосе де Рибас — на русской службе, в которой он состоял с 1772 г., Осип Михайлович — был испанцем или испанским греком. Есть сведения, что именно он был тот офицер, который выслеживал «Елизавету» в Рагузе и Венеции). Притворившись сначала, что его привело к принцессе только сострадание к её несчастиям, и предложив помощь, он объявил затем, что прислан от графа Орлова, который предлагает ей путём уже организованной им и готовой по первому сигналу вспыхнуть революции против тирании Екатерины вступить на трон своей матери. Простодушная княжна согласилась, и вскоре в Рим явился сам Орлов. Очень правдоподобно разыграв комедию вспыхнувшей страсти, этот варвар предложил неопытной девушке сочетаться священными узами брака. Она, на своё несчастье, согласилась, не ведая, что для этого человека нет на свете ничего святого, что хотя в его экстравагантнейших поступках порой не было ничего преступного, зато не было и такого преступления, которое он не мог бы совершить. Сделав вид, будто он хочет, чтобы церемония бракосочетания была произведена по православному ритуалу, Орлов расставил подчинённых ему разбойников, наряженных священниками и служителями закона. Так профанация соединилась с мошенничеством против слабой и слишком доверчивой Таракановой...
Князь Пётр Долгоруков в мемуарах внёс поправку: венчались-де не в Риме, а в Ливорно, роль священника исполнял один из морских офицеров. По версии журнала «Русская старина», венчались на адмиральском корабле, на рейде. Поп — уже известный отец де Рибас. Валишевский не менее прочувствованно рассказал, как после ареста «Елизаветы» в каюту, куда её посадили, вошёл солдат и молча швырнул ей под ноги кольцо, которое она надела во время церемонии на палец «жениха». Ах, как поэтично, как романтично, как драматично! Ну почему, почему реальная история всегда скучнее, чем её рисует пылкое беллетристическое воображение дилетантов? Мельников в книжке «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская» и тот же князь Долгоруков в своих мемуарах пошли и того дальше. Они поведали, что в каземате Петропавловской крепости у узницы родился сын. И это-де был сын Алексея Орлова...