Александр Ярославич очень торопился. Ему необходимо было обрушиться на шведов в тот момент, когда они ещё не помышляли о приближении русской рати. Поэтому он увёл с собой всех, кого успел собрать: самых расторопных новгородцев и всю боеспособную часть своего двора. То есть не только дружину, но и дворцовую и личную охрану, службу разведки и сыска, мужей и челядинцев, ведавших управлением и хозяйством. Так попал в сводный новгородский полк ещё один герой Жития — Яков-полочанин, бывший у Александра ловчим — начальником княжеской охоты. Он «наихав на полк с мечем, и мужествовав много, и похвали его князь», для которого воинская доблесть зверобоя оказалась всё-таки приятной неожиданностью. Другой отличившийся в Невской битве воин — дружинник Савва, «наихав (на коне. —
В битве на Неве погиб один «от слуг» Александра, «именем Ратмир; сии бися пешь, и оступиша его мнози; и оному же пакы от многых ран падшю, и тако скончася».
Профессиональная княжеская дружина всегда воевала в конном строю. Таковы были традиции, сформированные самой жизнью, характером дружинной службы. Раз Ратмир сражался пешим, значит, он не принадлежал к дружине. К тому же дружинников обычно слугами не называли. Храбрость и ратное искусство Ратмира позволяют предположить, что он был либо охранником, либо «сотрудником» разведывательно-сыскного ведомства, что, впрочем, достаточно близко, если не одно и то же. К сожалению, средневековый книжник отметил лишь славный конец его недолгой, по-видимому, карьеры.
Успехом в сражении на невско-ижорском «пятачке» Александр Ярославич, как мы уже говорили, был в немалой степени обязан хорошо поставленной охране морских границ. Безопасность сухопутных границ в неменьшей степени являлась предметом его постоянных забот. Усиливая рубежи Руси с юго-запада, князь с новгородцами в 1239 году «сруби городци по Шелоне» (поставил городки на реке Шелони) в прямой связи с готовившимся нападением немцев на Псков.
Немецкое войско со вспомогательным отрядом датчан вторглось на Русь в конце августа 1240 года. Рядом с воеводами крестоносцев и сыновьями датского короля Вальдемара II — Канутом и Абелем — ехал и князь-изгой Ярослав Владимирович (сын прогнанного когда-то псковичами за сношения с немцами князя Владимира Мстиславича), надеявшийся с помощью рыцарей вернуть свою вотчину хотя бы на правах вассала Тевтонского ордена. Действовал он не в одиночку. В Медвежьей Голове (Оденче), откуда начала свой поход новая «римская» рать, ещё в 1232 году образовалась небольшая колония русских беглецов-изменников, возглавлявшихся бывшим новгородским тысяцким Борисом Негочевичем. Летописец называет их «Борисовой чадью». В 1234 году эта «Борисова чадь» «с князем Ярославом Володимировичем и с Немци» захватила Изборск. Но псковичи обложили город, схватили князя, «а инии побегоша». Вероятно, в числе бежавших спаслась и часть людей Бориса Негочевича. Другая могла вместе с Ярославом Владимировичем угодить в плен. Псковичи передали пособника ливонцев и других пойманных под Изборском русских (и немцев?) троюродному деду и тёзке князя-изгоя новгородскому князю Ярославу Всеволодовичу. А тот «исковая» родственника и его присных и отправил в заточение в свой родовой Переяславль.
Неизвестно, как разбиралась с предателями переяславская контрразведка, но через несколько лет, как мы видели, Ярослав снова в Ливонии и готовит вторжение крестоносной рати на Русь. Надо думать, он поклялся переяславскому «Добрыне» не приводить более с собой западных иноземцев, имеющих на Псковщину собственные виды. Но обещания у людей такого рода мало что стоят...
Партия переветников в Медвежьей Голове вновь подняла голову. Только так можно объяснить активизацию пронемецких сил и в самом Пскове. Вождём их был Твердило Иванкович, которого иногда называют посадником, хотя в летописях об этом ничего не сказано. Напротив, из того, что он при немцах «сам поча владети Пльсковомь» (Псковом), следует, что прежде он был, скорее всего, «просто» боярином или иным «нарочитым» мужем. Вероятно, Твердило с некими «иными» знали о готовящемся походе и старались содействовать его успеху. Мы не имеем сведений, сыграло ли это какую-либо роль при взятии крестоносцами Изборска, разгроме под его стенами псковского ополчения воеводы Гаврилы Гориславича, а также последующем нападении на Псков, когда рыцари сожгли посад, разорили сёла и неделю осаждали кремль. Но дальнейшие бедствия города новгородский летописец не колеблясь связывает с Твердилой и его единомышленниками. Хотя немцы, взяв в заложники (тали) детей «добрых мужь» и не заключив мира, отступили, Твердило с прочими переветниками, учинив какую-то провокацию, вновь «подъвели» их к Пскову и сумели сдать его захватчикам.