Разведка была всегда...

Лишив немцев их базы на морском побережье («изверже град из основания», как выразилось Житие), Александр Ярославич в следующем году нанёс им новый удар. Отправившись с новгородцами и прибывшими на подмогу суздальскими полками брата Андрея в поход «на Чюдьскую землю на Немци» (то есть в Эстонию против немцев), он неожиданно повернул к Пскову и «зая вси пути» до самого города. Это была блестяще осуществлённая операция войсковой контрразведки. Понимая, что у рыцарей и их доброхотов могут быть в Новгороде или поблизости соглядатаи, князь и его приближённые, видимо, тщательно скрывали ближайшую цель движения русских дружин (не готовя, например, осадных «снарядов» и приспособлений). Затем сторожевые заставы отрезали Псков от внешнего мира, и стремительный лихой налёт решил его судьбу. Новгородский летописец, среди всех достоинств литературной формы более всего ценивший краткость, опять уместил рассказ об этих событиях в одну неполную фразу: «...изгони князь Пльсков, изъима Немци и Чюдь и сковав поточи в Новъгород, а сам поиде на Чюдь». Рифмованная хроника говорит о радости псковичей, узнавших, что «король новгородский... поднялся с большою силою на освобождение» города. Это нужно понимать так: в город были посланы разведчики, которые связались с оставшимися там надёжными и влиятельными людьми (к кому следовало постучаться, могли подсказать псковские беженцы, появившиеся в Новгороде после предательской акции Твердилы и Ярослава Владимировича). А те, в свою очередь, сколотив отряд из местных смельчаков, облегчили новгородскому войску захват Пскова.

Князь лишил, так сказать, полномочий ливонских администраторов-фогтов («свергнул двух орденских братьев, отняв у них фохтейство») и вообще «выгнал» всех незваных гостей с Псковской земли, «так что ни одного немца тут не осталось и страна отошла к русским».

Немцы и чудь, согласно летописи, под конвоем охранников были отправлены в Новгород, а по хронике, они были отпущены. Очевидно, оба сообщения верны частично. Большинство пленных, вероятно, было отпущено, а те из них, кто чем-то заинтересовал новгородскую разведку или представлял интерес с точки зрения будущего размена, отправился «в железах» на восток. Значит, всем попавшим в руки русских кнехтам (рядовым воинам) и особенно много знавшим рыцарям в Пскове был учинён пристрастный допрос, в котором, возможно, участвовал и сам Александр Ярославич. Об этом как будто свидетельствует приведённый С. М. Соловьёвым рассказ немецкого летописца XIV века Балтазара Руссова, согласно которому при взятии Пскова «погибло семьдесят рыцарей со множеством простых ратников, шесть рыцарей взяты в плен и замучены». Думаю, что рыцари погибли (если это правда) не от беспричинной жестокости «варваров», а во время допросов, которые в средние века редко обходились без «мучений»... Новгородскому полководцу, конечно, необходимы были сведения о степени готовности противника к боевым действиям, его намерениях, численности и составе войск и т. д. Княжеских советников из тайной службы интересовали, вероятно, ещё и деятельность рыцарей на Псковской земле, их добровольные помощники из числа местных жителей, то есть переветники.

Летописи и хроники молчат о судьбе последних, но как с ними обходились, представить нетрудно. Ведь не случайно же статья о том, как надлежит поступать с переветниками, дошла до нас именно в тексте Псковской Судной Грамоты. Наверное, дознания, проведённые по горячим следам княжескими и новгородскими сыщиками, и судебный приговор положили конец карьере Твердилы Иванковича и многих других помельче. Агенты крестоносцев, предавшие свой народ и пытавшиеся отторгнуть Псков от Руси, понесли заслуженную кару. Только князь Ярослав Владимирович снова сумел выправиться...

В подготовку победы над немцами на льду Чудского озера в апреле 1242 года свой вклад внесла военная разведка. Когда новгородско-суздальская рать вступила на занятую врагами землю, князь «пусти полк всь в зажития», то есть распорядился запасать продовольствие и фураж в окрестных селениях. А отряд под командой Домаша Твердиславича, брата посадника Степана Твердиславича, и Кербета, одного из воевод, пришедших с Андреем Ярославичем, был послан добывать сведения о противнике («быша в розгоне», по выражению летописца). У моста русские наткнулись на засаду и после короткой ожесточённой схватки в беспорядке отступили, лишившись многих бойцов — убитыми, ранеными и пленными. Пал в бою и «муж честен» Домаш Твердиславич. Но Кербет оказался в числе тех «иних», которые к князю «прибегоша в полк». В данном случае в этом не было ничего позорного, потому что главной задачей «разгона» было обнаружить противника и сообщить о нём.