Разведка продолжает поиск

В это время сзади нас, примерно в том месте, где находился КПП, началась отчаянная стрельба, одна за одной взвились ракеты, и стало видно, как днем. Мы насторожились. Однако стрельба так же внезапно прекратилась, как и началась. На душе поспокойнело: нас пока, видно, не преследуют. Если бы гитлеровцы обнаружили пропажу, не то было бы. Значит, стреляли по привычке — для острастки и самоуспокоения.

В лес, быстрее в лес! Теперь главное скрыться, замести следы.

Темень сплошная, только в гарнизонах взлетали ракеты и потрескивали пулеметные очереди. Наш проход — между Залужьем и Ворохобками — пока свободен. Мы уже были близки к цели, но все же осторожно обошли гарнизон и попали в какое-то болото. Искать обход некогда, и мы двинулись через топь. Ракеты, взлетавшие в гарнизоне, подсвечивали нам путь. Но это же и опасно, нас могли заметить, поэтому мы часто прижимались к кочкам и низкорослым голым кустам.

Наконец болото кончилось. Начался крупный осинник, а затем пошли толстые ели. С километр прошли еще в глубь леса и остановились: нужно передохнуть, осмотреть плененного, привести себя в порядок.

Промокшие до нитки, мы через полчаса так окоченели, что зуб на зуб не попадал. Наш пленник — в одном френче — тоже корчился от холода. Киреев под огромной елью быстро разжег небольшой костер. Сразу стало легче на душе. Немного обогрелись, и невыносимо захотелось есть. А вещмешки-то остались там, у КПП под кочками?..

Пленник крутил головой, извивался, мычал: неудобно, конечно, связанному да еще с кляпом. Мы и его подтянули ближе к костру, Степан вынул кляп и — ужас! Он заговорил по-русски.

— Свой я, не немец. Из бригады Каминского…

Мы опешили: нам-то нужен был немец, а не предатель из бригады такого же предателя Каминского…

Эту «армию» партизаны хорошо знали. Отпетые сволочи, жестокие и беспощадные как к партизанам, так и к мирному населению!

И все же нам требовалось немедленно заполучить от него сведения: кто знает, что произойдет впереди. Пленный показал, что штаб Каминского находится в Лепеле.

— Партизан боимся не только мы, но и немцы, — заискивал перед нами «язык».

Далее он охотно рассказал, что один из полков бригады, в котором служит, специально обучался несению службы на КПП. Солдат знакомили с образцами всех документов, выдаваемых оккупационными властями гражданским и военнослужащим, а также с формами пропусков на перевозимые грузы. Их обучали методам распознавания партизан и связных, приемам, которыми пользуются те, чтобы проникнуть в гитлеровские гарнизоны с целью диверсий, разведки или встреч с подпольщиками. «Контролеров» учили распознавать поддельные документы, правилам и приемам производства обысков тех, кто входил в гарнизон или выходил из него. Преподаватели обращали особое внимание на обыск местного населения. Словом, этот подонок был подготовлен по всем правилам для борьбы с партизанами и подпольщиками. На вопрос, приходилось ли им задерживать на КПП партизан или связных, предатель отвечал уклончиво.

— Участвовал ли ты сам в боях против партизан? — спросил Иван Киреев.

— Да, приходилось. Летом 1943 года наш полк проводил операцию против партизан в деревнях Пышно, на Тартаке и в других местах. Но я всегда был в тылу с ранеными. Правда, иногда подвозил патроны, — мямлил предатель. — А в самих боях не участвовал, нет.

— Много ли войск вермахта в Бешенковичах?

— Много, очень много…

— Точнее, точнее.

— Определенно сказать не могу, потому что через каждые десять дней воинские части меняются. Одни приезжают на отдых, другие уезжают.

— Где находится штаб 3-й армии? — задал я главный вопрос.

Предатель или скрывал, или на самом деле этого не знал.

— Не знаю, — ответил он. — Но штаб тыла в Бешенковичах. Это точно знаю, потому что наша контрольно-пропускная служба подчиняется ему.

— Что намерены гитлеровцы предпринять в ближайшее время на фронте и против партизан?

— Я — солдат и знать мне не положено, — ответил «язык». — Знаю свою службу и все. Больше меня ничего не интересовало…

— А что, за тебя фюрер думает? — зло бросил Степан Пашковский.

Предатель промолчал.

Истинное лицо этого подонка, вся его подноготная нам стала ясна. Как и всякий предатель, он оказался большим трусом, просил и молил сохранить ему жизнь, так как, мол, у него есть дочурка, которую очень жалеет. Он согласен воевать в партизанах, потому что «никогда не любил немцев»… Рассказал и о том, где родился, учился и работал до войны, как попал в плен, стал предателем. Словом, выложил все.

Забрали мы у него документы, сняли с ремня подсумки с патронами и с наступлением рассвета решили продолжить путь к дому. Боялись, чтобы ночью не заплутать и не выйти на какой-нибудь гарнизон…