Разведотряд

– Так что мы сейчас свяжемся, правда… товарищ старший сержант? – оглянувшись на Асю, продолжал Яков Осипович, очевидно, раздражённый невниманием Новика к своей персоне. – И выясним, чего это ради героическому Краснознамённому флоту, разведштабу понадобилось привлекать вот это вот… Краснопёрое, да ещё чувствительное донельзя… – пренебрежительно мотнул он головой назад, в сторону Новика.

Верный Колька Царь вновь шевельнулся привстать с табурета и наверняка с достойной отповедью. Но его, также вновь, остановила широкая ладонь старшего матроса, очевидно, скучавшего, опершись подбородком на круглый магазин ППШ установленного между бёдер.

– Ты не кипишуй, браток, – примирительно сказал старший матрос. – Лейтенант у нас, как говорил Юрий Михайлович: «Рожден был хватом, слуга Царю…» и всё такое. Героический мужик. Но вот краснопёрых на дух не выносит, и есть у него для этого все основания.

– Это ж какие такие основания? – проворчал Колька, покосившись на солидного и, очевидно, уважаемого матроса, глядишь ещё, Императорского флота…

– Особистская любовь к окруженцам, – спокойно ответил тот.

– Ну, так драпать не надо было! – буркнул Колька.

– А он и не драпал, – в той же флегматической манере произнёс старый матрос. – Он ребят своих из окружения выводил через линию фронта, а их всех положили подчистую…

Колька Царь на минуту задумался, вопросительно вскинув бровь.

– Ну, как знаешь… – сдался наконец Колька. – Я с этим сухопутным столько раз в «полундру» ходил, что отдал бы ему свою тельняшку…

– Это хорошо, – одобрительно пригладил старорежимные боцманские усы матрос. – Значит, споются. Погрызутся… И споются.

…Юра Кулик, остававшийся всё это время, по гражданскому выражению, «на шухере», в очередной раз выглянул из подворотни, самую малость высунувшись за ржавую створку ворот, почему-то единственную. Оконце керосиновой лавки безжизненно чернело на фоне выбеленной лунным светом стены, словно прорубь на снегу, в которой вот уже час, как бесследно канула его разведгруппа. И на улице даже кошка не прошмыгнёт. Тихо…

«Что-то переговоры неприлично затягиваются… – зевнул в кулак Юра, присаживаясь на корточки. – Хотя, что там переговаривать? Могут помочь – пошли, займёмся. Нет – пошли куда подальше…»

Он, повозившись, вынул из кармана штанов кожаный кисет, куда предусмотрительно накрошил перед выходом пайковых «Красноармейских» – «конспирация, батенька, конспирация!», такая мятая пачка у каждого второго красного бойца найдётся. И буквально на мгновение сосредоточился на склеивании языком «козьей ножки». В следующий миг электрическим током дёрнуло корни волос ото лба, голова его резко запрокинулась и, словно в мимолётном утреннем полусне, Юра увидел лунный отблеск стали. Рвущую боль в горле он ни прочувствовать, ни осознать не успел – провалился в глухой, без видений и внутренних голосов, сон; в блаженное беспамятство после долгой изнуряющей усталости всех последних лет, начиная с детской голодухи 20-х…

Обершутц «Полевой жандармерии» – рослый детина с зелёным кружком старшего солдата на рукаве, с брезгливой деловитостью вытер лезвие тесака о рубашку на плече Юры и выжидающе обернулся на командира.

Зондерфюрер Габе кивнул и, не оборачиваясь, коротко махнул рукой в чёрной перчатке затаившейся позади зондеркоманде.

В гулкой пустоте подворотни зашуршала, едва слышно зазвенела амуниция солдат, едва не вприсядку, но с проворством тараканов-пруссаков, крадущихся вдоль стены. Но тем не менее Дитрих почти рефлекторно шикнул:

– Halten die Ruhe! (Тихо!)

Для сведения: