Разведотряд

– А откуда, с какой стороны, изволили наблюдать, Яков Осипович, супротивника? – спросил он наконец.

– Правильно спрашиваете! – одобрительно кивнул-мотнул козырьком кепи Войткевич. – Во-он, оттудова…

Он, поленившись перевернуться на живот, ткнул большим пальцем в сторону Аю-Дага и, упреждая недоумение собеседника, кивнул ещё раз.

– Правильно. Оттуда, откуда вроде бы неоткуда…

Антон поднял бинокль. В глаза его моментально бросились приближённые до мелких подробностей почти отвесные бурые склоны, изборождённые расщелинами, с красноватыми отвалами осыпей, неровно переходящие в узловатый голодный кустарник. А далее, выше – уже скрытые порыжевшими кронами леса.

– А что там?

– Барская усадьба, насколько я знаю… – перевернулся-таки, старчески кряхтя, лейтенант. – Фамилия ещё такая, для фрицев вполне подходящая… Графа Гартвиса, кажется.

Каверзев опустил бинокль ниже, и взгляд зарылся в листве величественных парковых вязов, где и впрямь виднелись местами старинные черепичные кровли. Судя по провалам и прорехам в них, в которых, словно ребра скелета, белели шпангоуты стропил – усадьба была заброшена. И давно, едва ли не со времени самих графьев.

Но Войткевич возразил, будто услышал:

– Мне говорили, что там перед войной были хозяйственные постройки лагеря «Верхнего». Вон его корпус, ещё ниже, в парке…

– Значит, оттуда и ехали? – сплюнув наконец жёлтую былинку, уточнил Каверзев.

Лейтенант согласно угукнул и со временем, почесав всё ещё непривычную ржавую бородку, добавил:

– Воистину говорили краснокожие красноармейцы-индейцы.

– Чего они вам говорили? – вяло поинтересовался Каверзев, снова приникнув к биноклю.

– Если долго сидеть у реки, то, рано или поздно, мимо проплывёт труп твоего врага…

– Ну, для трупов они слишком бодро выглядят.

– Что, опять едут? – подхватил бинокль и Войткевич.

Встрепенулся и третий их, не в пример молчаливый, собеседник. Тот самый немецкий овчар Блитц-Молния, которого Яков интуитивно и не без нотки чёрного юмора перекрестил в Блицкриг-Blitzkrieg, а если командовать – всё равно Блитц.

Правда, мысль о «молниеносном броске» пришла Войткевичу в голову, когда молодой овчар не столько по юношеской придури, сколько из соображений самых практических охотился за жирной крымской саранчой. С завидным для хозяина успехом – всё неплохой доппаек в отсутствие основного. И не только за саранчой, но и за дичью, а то и до кошар добирался, – так что серьёзно выручил нового хозяина и его соратников самой страшной голодной весной. В засадах же Блицкриг, принуждённый командой «лежать!», всегда изнывал, и поэтому на редкое зрелище уставился с любопытством уличного зеваки, то есть разинув пасть и вывалив язык. Хотя уж для кого-кого, а для него зрелище это было более чем привычным, но, к немалой радости нового хозяина, никакого ностальгического скулежа не вызывало. А могло бы… Вспомнить только парующие мослы в волосатой руке повара Берцоффа…

По пыльной кремнистой дороге тарахтел мотоцикл с коляской и беспечно зевающим пулемётчиком, и вслед за ним – открытый, как-то по-граждански белый, изящный «вандерер» с одним-единственным седоком кроме, конечно, водителя.

Лейтенант прищурился, приподнялся на локтях…

Немецкий офицер снял характерную капитанскую фуражку с золотым легионерским орлом на белом чехле, чтобы забросить под козырёк густую русую чёлку, лезшую на ветру в глаза. В стоячем воротнике его белого кителя поверх газового шарфа блеснул «железный крест».

– Вот, фрайер! – не выдержав, процедил Войткевич. – Как до девок едет… бодаться. Я б его самого…

– Ни в коем случае! – поспешил его упредить Антон и даже, на всякий случай, отодвинул от лейтенанта шмайсер. – Нам бы сначала лодки найти, а удовольствия потом.

– Да, знаю… – поморщился Яша и даже сунул могучие руки в подмышки, будто и сам боялся, что не выдержит и пустит их в дело…

Гельмут Розенфельд ехал не туда и не затем, куда мысленно послал его Яков Войткевич. Поскромнее. Заложить пулл в американку на бильярдном сукне санатория для офицеров вермахта «Гелек-Су».

Глава 14 «FLOTTIGLIA MAS», плавно уходящая…

Ялтинский порт. Июль 1942 г.

– Русофобия, сеньор капитан… – уголки губ Гельмута тронула редкая по нынешним временам улыбка. – Чем далее, тем более я склонен считать её психическим заболеванием, чем-то вроде массового помешательства…

– Скорее массовой истерии, герр Розенфельд, – покачал курчавой головой капитан 3-го ранга Ленцо. – Массовой истерии, весьма искусно вызываемой всякий раз, когда политики вынимают из шкафа скелет – точнее, чучело пропахшего нафталином «русского медведя». Этот пропагандистский жупел, изрядно полинявший от частого пользования, тем не менее срабатывает практически безотказно, когда им раздраконивают обывателя до панического страха за свои уютные обывательские ценности. – сеньор Альдо фыркнул в щёточку тонких щегольских усиков. – Впрочем, не менее сомнительные, чем гражданство великого Рима…