Разведотряд

– Вообще-то, я говорил не о боязни перед русскими, а о закономерной ненависти к этой жестокой и дикой орде. А вы говорите с латинской цветистостью, но с социалистическим акцентом, – Гельмут, усмехнувшись, опёрся руками о палубные леера флагманского торпедоносца MTSM.

Капитану Ленцо показалось, что на германской физиономии появилась презрительная ухмылка «расового превосходства».

– Мы тоже социалисты, то есть национал-социалисты, но отнюдь не практикуем примитивно социалистическую риторику, – продолжил Розенфельд, вглядываясь в ночной Ялтинский берег. – Ни один европейский поход на восток на самом деле не мотивировался страхом перед могучим русским медведем. Это, как вы точно подметили, не более чем пропагандистский ход, а медведь… – Гельмут брезгливо махнул рукой, – …это для широкой публики.

– Это Мериме вы считаете широкой публикой? – не без некоторого ехидства уточнил низкорослый итальянский граф, намеренно глядя мимо прекрасно сложённого немецкого капитана.

– Мериме? – переспросил тот непонимающе. – Это который Проспер?

– «Однако непременно стоит научиться тонкостям русского языка, чтобы в 1855 году вас не побил кнутом какой-нибудь калмык…» – уверенно процитировал граф и добавил, будто бы безразлично, подтягивая неуместные летом нитяные перчатки: – А ведь это было сказано тогда, когда Европейская военная экспедиция вроде как взяла Севастополь и Россия почти проиграла Крымскую войну. Вот уж не знаю, прозорливость ли это или мнительность?

Гельмут посмотрел на маленького – всего по плечо ему – графа с нескрываемым любопытством. Вот уж не ожидал от этого, по-латински горделивого и хвастливого петушка, великосветская франтоватость которого проглядывалась даже в глубоком маскировочном мраке – белые перчатки и лацканы мундира, уголки обшлагов, медная эмблема «commandos marine» и серебряный череп кокарды с розой в зубах, и ещё множество эмалевых значков, непонятно что значащих и обозначающих. Вот уж не ожидал он подобного здравомыслия от этих смешных «Die Affen», гордящихся «72 гвоздями в калигах новых римских легионеров».

Впрочем, едва ли вся итальянская нация разделяла эту гордость Муссолини, хоть гвоздей в ботинках итальянских легионеров, и впрямь, было 72.

– Вспомните даже нашего корсиканского старину Наполеона… – невозмутимо продолжил граф Ленцо. – Император практически всея Европы отлично понимал, что он не может быть её совершенным владыкой, пока над ней нависает пресловутый медведь и в любой момент может намять ему бока из какого-то сентиментального мессианства.

– Из чувства братского долга перед королями-кузенами? – иронически повёл бровью Розенфельд.

– Да, без разницы! – отмахнулся граф. – Мессианство у русских в крови. Собственно, только поэтому мы и воюем вместе с вами.

– Вот как? – хмыкнул Розенфельд. – А я думал – из идеологического родства…

– Оно у нас, прямо скажем, не особенное… – без особых эмоций и даже как-то насмешливо выдал несомненную крамолу граф. – Просто мы отлично понимаем, что, если сегодня мы не загоним этого чёртового медведя в клетку, то завтра он припрётся в этой их… – сеньор Альдо неопределённо повертел над тульей своей фуражки рукой, видимо, подыскивая слова, – …в будёновке, «capshpil», освобождать угнетённых братьев. Кстати, не в последнюю очередь и нас с вами, – уточнил он.

– Не спросив нашего желания обрести свободу на русский манер?

– Они вообще не понимают свободы… – брезгливо скривился граф. – Если помните, Наполеон в 12-м говорил, что он даст русским свободу от крепостного рабства и этот «колосс на глиняных ногах» рассыплется в прах. Так вот, они не поленились в 14-м прошвырнуться до Парижа, чтобы переспросить, что, собственно, он имел в виду. Такие тупые… – театрально развел руками граф Ленцо.

– «Колосс на глиняных ногах»… – задумчиво пробормотал Гельмут, сосредотачиваясь на чём-то своём. – Почти дословно пропагандистский демарш Геббельса. Освободим русских рабов от жидо-коммунистов и Сталина – и «колосс» рассыплется…

– Вот-вот… – кивнул граф, – только в 1814-м эти русские рабы, шатаясь на этих своих… – сеньор Альдо изобразил двумя пальцами. – На «глиняных ногах», добрели до столицы Франции, наваляв из «последних сил» и ей, и всем её союзникам. Так что боюсь… – повернулся он к Гельмуту, – …как бы с именем ненавистного им Сталина и «подламываясь в коленях», они не добрели до Бранденбургских ворот, а заодно и до Колизея…

– Я смотрю, вы не пышете оптимизмом по поводу нашего общего дела… – понизив голос, довольно холодно заметил Гельмут, тоже глядя как будто в другую сторону.

– Я уже объяснил вам, в чём состоит моё дело, – покосился Альдо через плечо. – Я был в Испании и теперь здесь, в России, во имя защиты своей родины.

– Ну, а мы в отличие от Наполеона… – процедил капитан Розенфельд. – Не пришли сюда освобождать русских рабов. Мы пришли делать их рабами! Так что…

Предупредительный жест Ленцо – поднятый палец – его остановил.