Вскоре после этого мне нужно было слетать в Мадрид, чтобы посмотреть, как там работает моя новая организация. Пока я был там, мне позвонил мой друг-японец в Лиссабоне и настоятельно просил приехать повидаться с ним. Но на это у меня не было времени, и поэтому я был крайне удивлен на следующий день, обнаружив, что он приехал в Мадрид сам, чтобы встретиться со мной.
Он очень нервничал и говорил на смеси языков, главным образом немецкого и французского. Он рассказал мне, что переговоры между Японией и Америкой в настоящий момент практически прекратились; Япония наверняка совершит нападение в ближайшем будущем, и этот удар будет нанесен в форме десантной операции в южном направлении.
Главной причиной его тревоги было то, что он лично уверил Токио в том, что Германия встанет на сторону Японии, но теперь он думает иначе. Его страхи основывались на предыдущей пассивной позиции Японии по отношению к России, когда Германия постоянно требовала действий. Он хотел получить от меня гарантии, что Япония не останется одна против Америки.
Очень осторожно отвечая на этот вопрос, я сумел успокоить его. Я сказал, что Гитлер и Риббентроп, вероятно, сразу же объявят войну, особенно потому, что отношения между Германией и Соединенными Штатами были очень напряженными. Что касалось получения информации о намерениях Японии, я предложил немедленно послать указания всем нашим агентствам, которые так или иначе имели отношения с японцами — в Анкаре, Белграде, Берлине, Буэнос-Айресе, Лиссабоне, Риме, Шанхае, Стокгольме, Токио и Виши. Виши казался мне особенно важным в тот момент, потому что японцы обменивались идеями с правительством Петена по поводу оккупации Индокитая. Французский агент прислал мне великолепный «закулисный» материал с обеих сторон, который дополнил официальные материалы, которыми обладал Риббентроп. Я захотел немедленно просмотреть эту информацию и составить донесение для фюрера.
Я попросил Гейдриха связаться с генералом Фельгибелем из службы технической информации сухопутных войск, а также Бюро научных исследований, чтобы все дешифровальные отделы и посты прослушивания коротких радиоволн сосредоточились на Виши и Белграде. Я подозревал, что из различных входящих коротковолновых сообщений мы сможем выловить что-нибудь интересное. То же самое относилось, разумеется, и к информационному трафику между Берлином и Токио. Гейдрих сразу же позвонил Фельгибелю и поговорил с ним в моем присутствии, попросив связываться со мной напрямую по любым вопросам.
Это было замечательно. Похоже, мир перевернулся вверх ногами. Я давал Гейдриху задания! Затем я попросил его немедленно поговорить с госпожой фон Дирксен. Она была хозяйкой чего-то вроде политического салона в Берлине и в то время грелась в лучах покровительства Гитлера. Я знал, что двое японцев, которые были завсегдатаями ее салона, вели оживленные разговоры с двумя светскими дамами. Я часто получал хорошую информацию из этого источника, но в этом случае я хотел, чтобы Гейдрих поговорил с ней сам. Я не хотел быть ответственным за разглашение задания г-же фон Дирксен, которая была довольно болтливой женщиной.
И хотя я знал, что это повлечет за собой щекотливое обсуждение, я подумал, что это может быть подходящим моментом для того, чтобы поднять вопрос о восстановлении на работе померанского землевладельца Янке. И Гиммлер, и Гейдрих не доверяли ему и испытывали к нему большую неприязнь. Они безжалостно действовали против него — ради своих собственных целей — и чуть не добились его гибели. Однако со мной Янке поддерживал очень осторожные и неформальные отношения. Однажды, к моему великому удивлению, все его досье с 1933 по 1938 г. были изъяты. Пока я еще работал в контрразведке, я прочел их все и решил поговорить с ним, но не стал делать этого, потому что Гейдрих недвусмысленно предупредил меня воздержаться от таких действий. Очевидно, Янке был персоной нон грата у Гитлера, который подозревал его в том, что он является замаскированным агентом британской разведки и отчасти ответствен за бегство Гесса. Все это на самом деле было личным мнением Гейдриха, но он сумел убедить Гитлера в своей точке зрения. Так что поднять вопрос о Янке было равносильно тому, чтобы схватиться за раскаленное железо. Я упомянул о его прошлом, о его опыте более чем двадцатипятилетней службы в немецкой разведке, о его неоспоримых успехах во время Первой мировой войны и предложил забыть старые разногласия о нем. В любом случае держать его под строгим контролем будет моей ответственностью. Если окажется правдой то, что он является вражеским агентом, я смогу тщательно контролировать его, и в конце концов это принесет нам больше пользы, чем вреда.