Была и третья проблема, которую, казалось, не рассматривал ни Гитлер, ни Риббентроп. Продвижение японцев в Юго-Восточной Азии стало бы угрозой британским, французским, голландским и португальским владениям в этом регионе. Европа, в том числе Германия, потеряла бы жизненно важные источники сырья, что расстроило бы ее экономику. «Разве это не может быть причиной, — спросил Янке, — для того, чтобы проводить реальную долгосрочную политику в Европе, вместо того чтобы вести оккупационную политику жестокими и близорукими методами г-на Мюллера?» По тому, как он это сказал, я понял, что он хотел бы заменить имя Мюллера именем Гитлера.
На следующий день после этой дискуссии с Янке я разослал дополнительные задания, которые он предложил. Все мои зарубежные разведывательные бюро теперь работали под сильным давлением, и я с большим нетерпением ожидал результатов. Это был один из тех случаев, когда в нашей работе необходимо терпение. Но руководители этого не понимали.
Спустя приблизительно восемь дней начали поступать первые донесения, которые дали департаменту оценки постоянную работу. Даже самые малозначимые сообщения серьезно изучались и проверялись на достоверность источников и обоснованность содержания. Я отказывался передавать какие-либо донесения руководителям до завершения работы по их тщательной оценке сотрудниками департамента. Наконец мы могли прослеживать быструю смену различных и противоречивых воздействий в политике Японии и их влияние на формирование ее внешней политики по отношению к Соединенным Штатам, их партнерам по Тройственному пакту и особенно Советскому Союзу. Во время этих двух недель, занятых проверкой и перепроверкой, давление сверху становилось все более интенсивным. Но первое донесение было передано наверх лишь после того, как я смог задокументировать его полностью из разных источников, и сделал это со спокойной совестью.
Нервозность Гитлера значительно усилилась после падения Мацуоки в июле 1941 г. Все сосредоточилось на том, останется ли Япония верна странам оси, несмотря на договор о нейтралитете, подписанный с Россией 13 апреля 1941 г., или для обеспечения безопасности своего тыла она еще больше уступит желанию правительства США. Если она сделает это, то Тройственный союз может превратиться в пустой звук. Движимый ощущением срочности принятия действий, Гитлер начал оказывать давление; он любой ценой хотел добиться того, чтобы Япония оказалась втянутой в активные военные действия, чтобы облегчить положение Германии.
Для усиления этого давления главным пресс-секретарем рейха Дитрихом была выпущена серия оптимистичных пресс-релизов. Руководитель DNB — Немецкой службы новостей — и близкий друг Янке фон Ритген позвонил мне, чтобы узнать, что должны означать все эти невероятные истории, в которых война описывалась как практически выигранная, основная часть русских армий была уничтожена и неспособна предотвратить нашу победу. «Послушайте, Шелленберг, — сказал он, — вы не расскажете мне, что происходит? Я начинаю чувствовать себя так, будто нахожусь в сумасшедшем доме. Я только что разговаривал с этим баварским мужланом, — он имел в виду некоего Зудермана из правительственной пресс-службы, — который на своем квакающем диалекте поведал мне обо всем, что он собирается написать об этой окончательной победе в Völkischer Beobachter. Мои люди захотят узнать, что все это значит, а я не знаю, что им говорить».
Я попытался успокоить его. «Нет сомнений в том, что вермахт добился нескольких выдающихся побед в России, — сказал я. — Но оправданы ли выводы Дитриха — это вызывает сомнения, на мой взгляд. У Гитлера есть две идеи: первая — он хочет показать миру и немецкому народу, чего добился вермахт; и вторая — он пытается оказывать давление на Японию. Он хочет заставить японцев почувствовать, что, если они и дальше будут колебаться, они опоздают присоединиться к разделу, а если они хотят получить часть Сибири, они должны действовать быстро. Я понятия не имею, сработает ли это — в конце концов, мы имеем дело не с европейцами, а с непостижимыми японцами. Мы попытались донести все это до Гиммлера и Гейдриха в своих донесениях, но проявят ли они к этому интерес — это уже другой вопрос».