Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки

Пьер был мужчиной среднего роста, бледным, с глубоко посаженными темными глазами и энергичным подбородком. Он очень мало говорил, но произвел на Мойциша впечатление безжалостного и очень умелого человека; его ответы на все вопросы Мойциша были конкретными и точными. После довольно драматичного разговора с этим необычным персонажем Мойциш оказался в трудном положении. Как агент разведки он, разумеется, испытывал очень сильное искушение согласиться на его условия. С другой стороны, требуемая сумма была чрезвычайно велика, а само дело очень рискованным. Более того, Мойциш не имел в своем распоряжении достаточно иностранной валюты.

Что еще больше усложнило дело, Пьер установил временные границы — три дня, — чтобы Мойциш принял решение, и недвусмысленным жестом в сторону советского посольства показал, что в очереди стоят другие покупатели. Мойциш решил положиться на фон Папена и как можно быстрее получить решение и из министерства иностранных дел, а также — если понадобится — то и деньги, чтобы заплатить Пьеру.

Когда Мойциш получил первые пленки от Пьера, он смог проявить и мельком просмотреть их, прежде чем отдавать деньги. Содержание первых двух фотопленок было захватывающим и было немедленно передано фон Папеном Риббентропу по радио. После получения первых донесений я получил возможность увидеть копии самих фотографий и понял, что мы получили чрезвычайно секретную корреспонденцию между британским посольством в Анкаре и министерством иностранных дел в Лондоне. Там также были личные записи, сделанные рукой самого посла, о событиях, происходящих между Великобританией и Турцией, Великобританией и Россией. Особую важность имел полный список материалов, поставленных из Соединенных Штатов в СССР по ленд-лизу в 1942 и 1943 гг. Еще там был предварительный отчет министерства иностранных дел о результатах встречи министров иностранных дел (Корделла Халла, Идена и Молотова), состоявшейся в Москве в октябре 1943 г.

Содержание полученных материалов настолько впечатлило меня, что я в первую очередь занялся изучением документов и почти забыл принять те меры, которые должны были быть приняты начальником разведслужбы в таких случаях. Однако затем я распорядился:

1. Немедленно представить отчеты Гитлеру через Гиммлера.

2. Генералу Тиле (начальник отдела радиобезопасности и дешифровки Верховного главнокомандования вермахта) немедленно прибыть ко мне для получения материалов, которые дадут ему возможность начать работу по дешифровке британского дипломатического кода. (Четыре величайших немецких специалиста по дешифровке, среди которых было двое математиков, несколько недель работали над этим материалом, пока наконец не сумели расколоть часть кода. Это был огромный успех. Особенно полезными были несколько сделанных от руки записей на полях документов, технические данные на зашифрованные сообщения, посланные из Лондона в Анкару. Они представляли огромную важность для наших дешифровщиков.)

3. Связанным с дешифровкой экспертам составить список вопросов, которые — после того как я на них отвечу — подтвердят достоверность материалов для Гитлера. Разумеется, это было чрезвычайно важно, так как от этого зависело, можно ли использовать эти материалы для принятия решений по проводимой политике.

4. Заместителя статс-секретаря Штеенграхта проинформировать о принятых мною мерах и мерах, принятых моим помощником Мойцишем, который взял это дело в свои руки. (Так как выплаченные суммы были весьма значительными, я спросил, из чьего бюджета их следует брать. Штеенграхт ответил, что будет лучше, если бы всем этим занимался я сам, но если это окажется слишком тяжелым бременем для моих фондов, то министерство иностранных дел примет в этом деле финансовое участие.)

В радиосообщении, которое я получил из Стамбула, говорилось, что Мойциш получил приказ прибыть в Берлин, чтобы лично доложить обо всем Риббентропу. Я был сильно раздосадован тем, что не посоветовались со мной, и немедленно договорился с Мойцишем побеседовать вдвоем перед его докладом Риббентропу. Я не собирался дать ему шанс вмешаться в дело Цицерона — этим именем фон Папен называл Пьера, потому что переданные им документы были столь красноречивы.