Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки

Мюзи был в отчаянии и лил слезы гнева и горького разочарования. Во время его последнего приезда в Берлин мы оба решили сделать последнюю попытку разработать в этой связи какой-нибудь план. Я предложил Гиммлеру запросить у западных союзников четырехдневное перемирие на земле и в воздухе, чтобы использовать этот период для организованного перевоза всех евреев и иностранных интернированных лиц через линии фронта и таким образом продемонстрировать добрую волю Германии. Я ввел в этот план начальника Администрации по делам военнопленных обергруппенфюрера Бергера. Он принял мой совет не передавать дальше многие приказы Гитлера и тем самым спас жизни сотен людей.

Господин Мюзи и я считали, что, если просьба о таком перемирии будет передана союзникам через официальные и ответственные каналы, она будет принята. Дальнейшие переговоры могут затем привести к общему компромиссу, который пойдет на пользу не только тем, кого он напрямую касается, но и всем людям. Но Гиммлеру не хватило смелости заговорить о таком предложении с Гитлером. Лично поддерживая этот план, он вместо этого обратился к лидеру тех, кто окружал Гитлера, — Кальтенбруннеру, а тот дал мне такой ответ: «Вы что, с ума сошли?» Это было 3 апреля 1945 г.

Мы с Мюзи сошлись на том, что нам осталось лишь одно. Ввиду постоянного ухудшения военной ситуации Гиммлера нужно заставить издать приказ не допустить опустошения всех концлагерей, которые могли быть захвачены союзниками. После долгого обсуждения Гиммлер наконец дал свое согласие (в этом деле значительное влияние на Гиммлера оказал доктор Керстен, который тогда был в Стокгольме, и сильно помог мне), и 7 апреля 1945 г. я мог сказать Мюзи, что Гиммлер согласился не опустошать концлагеря и особенно просил как можно скорее донести об этом его решении генералу Эйзенхауэру. Несмотря на то что Мюзи было за семьдесят, он уехал в машине той же ночью и три дня спустя сообщил мне, что в Вашингтоне получили эту информацию и отреагировали благоприятно.

Затем он послал своего сына на машине, чтобы привезти несколько евреев, освободить которых из Бухенвальда ему пообещал лично Гиммлер. Младший Мюзи поехал к коменданту лагеря и был неласково принят. Он с ужасом увидел, что уже сделаны приготовления к освобождению лагеря от заключенных, и немедленно приехал ко мне в Берлин.

Я был абсолютно уверен, что изначальный приказ Гиммлера будет выполнен. Однако, выслушав рассказ Мюзи, я решил разобраться и обнаружил, что многочисленные интриги достигли своей цели и Гиммлер оказался совершенно дискредитирован в глазах Гитлера. Именно Кальтенбруннер отдал приказ освободить от заключенных все лагеря гестапо. Но я все еще не был уверен, какие распоряжения были отданы в отношении лагерей для военнопленных.

Я немедленно позвонил Гиммлеру. Он был очень смущен моими упреками и раздосадован тем, что его обошли, и пообещал мне вмешаться. Час спустя я поговорил с его секретарем Брандтом, который уверил меня, что Гиммлер делает все возможное, чтобы сдержать данное им обещание не допустить опустошения лагерей. Благодаря своему энергичному вмешательству — думаю, я прав в этом утверждении — Гиммлеру удалось отменить приказ Кальтенбруннера, что спасло жизнь бесчисленному количеству людей.

Посредством многих переговоров я к этому времени установил тесный личный контакт с господином Мюзи, который доверительно рассказал мне о своем богатом опыте в политике, а я имел возможность объяснить ему, что гнетет меня в моем собственном положении. Наши разговоры мне очень помогли, и мы приняли решение работать вместе, чтобы предотвратить как можно больше зла, которого мы должны были бояться.

Мюзи сказал, что следует освободить известного французского государственного деятеля Херриота, так как это будет настоящая услуга Франции и продемонстрирует тонкое понимание политического времени. Я обсудил этот вопрос с Гиммлером, но он резко отверг такое предложение, очевидно уже обговорив его с Кальтенбруннером.

Ввиду повторяющихся просьб различных друзей в Швейцарии я пытался также добиться освобождения другого бывшего французского министра Поля Рейно, но и эта попытка провалилась из-за противодействия Кальтенбруннера. Наконец, я попытался освободить нескольких членов семьи генерала Жиро, и, хотя сначала мои усилия ни к чему не привели, через шесть недель постоянной борьбы с Кальтенбруннером и Мюллером мне удалось получить разрешение Гиммлера. Позднее Жиро лично поблагодарил меня в письме, написанном его собственной рукой.