Как раз в это время я получил от Гитлера распоряжение сотрудничать с Риббентропом с целью максимально быстрого проведения анализа переговоров в Венло и последующего расследования дела майора Беста и капитана Стивенса. Когда я приехал к Риббентропу, он стоял у письменного стола, скрестив руки на груди. Он окинул меня холодным взглядом, а затем деревянным жестом указал мне на стул рядом со своим столом. «Что вы можете сообщить?» — спросил он. Я подумал про себя: вы уж наверняка это знаете. С каким-то чувством обиды я сухо и коротко начал свое сообщение. Я не старался произвести на него впечатление, и Риббентроп, вероятно, заметил это, так как вскоре он сказал довольно приветливо: «А не можем ли мы разговаривать в более комфортной обстановке? Давайте присядем, вам будет легче управляться с вашими документами».
С того момента он стал со мной чрезвычайно обходительным. Он демонстрировал большой интерес, несколько раз вставлял вопросы и одобрительно кивал. Когда я закончил, он сказал: «Фюрер чрезвычайно интересуется вашей работой. Он твердо убежден, что эти материалы по Венло могут, безо всяких сомнений, доказать, что Голландия нарушила свой нейтралитет в пользу Великобритании. Он приказал нам вместе составить полный отчет с целью установления этого факта».
Затем он позвал своего главного юрисконсульта и помощника Гаусса, чтобы он помог нам подготовить отчет. Едва ли существовал хоть один важный документ, который не был бы составлен Гауссом, и, если у него были хоть какие-то сомнения или возражения, он всегда высказывал их Риббентропу в своей осторожной и беспристрастной манере. Но он неизменно оставлял для себя путь к отступлению со словами: «Однако если министр иностранных дел считает, что нам следует избрать этот курс, то тогда нам нужно действовать следующим образом…» У Гаусса была массивная квадратная голова ученого; он был, вероятно, величайшим авторитетом в Германии по международному праву. Он служил всем режимам с неизменной верностью и добросовестностью — социал-демократическому правительству Шейдемана, правительствам Штреземана и Брюнинга, а теперь нацистам. (В Нюрнберге он, в конечном счете, появился в роли свидетеля обвинения против своих собственных коллег и давал показания против меня по инциденту в Венло.) В начале 1940 г. Гаусс провел со мной много консультаций и в то время не имел ни малейших сомнений или колебаний в части использования своих огромных знаний для установления того, что Голландия нарушила свой нейтралитет.
1 мая 1940 г. я получил от Гейдриха приказ закончить свой окончательный отчет в течение четырех часов; в тот момент, когда он был закончен, Гейдрих отнес его Гитлеру.
На следующий день я явился к Риббентропу в министерство иностранных дел, где для передачи голландскому и бельгийскому правительствам готовились меморандумы, основанные на моем отчете, извещающие их о неизбежной оккупации их стран. Тем, кто работал над выполнением этого задания, не было разрешено покидать здание министерства.
Во время перерывов в нашей работе Риббентроп долго рассказывал мне о своем опыте взаимодействия с британской разведкой. У него была боязнь британского шпионажа, и он утверждал, что каждый англичанин, который путешествовал или жил за границей, получал задания от своей разведки. Его глубокая ненависть ко всему английскому была заметна во всем, что бы он ни сказал. «Это послужит сборищу высокомерных англичан уроком», — были его последние слова на эту тему.
Мы закончили отчет поздно ночью. И я еще должен был показать Гиммлеру его окончательную версию. Он принял меня в своих апартаментах и прочитал его очень внимательно. На следующее утро 8 мая я поехал на быстроходной машине в Верхнюю Баварию, где в вилле на берегу Штарнбергского озера находился министр внутренних дел доктор Фрик. Наш отчет должен был быть подписан им, а также министром иностранных дел для придания ему необходимого веса.
Был прекрасный летний день, и я получал огромное удовольствие от вождения. Даже самая краткосрочная отлучка от берлинского ведьмина котла была большим облегчением. Я прибыл ближе к полудню и немедленно получил аудиенцию. Фрик читал отчет, пока я давал краткие объяснения, а затем он подписал его твердой рукой. Час спустя я уже ехал назад в Берлин, куда прибыл около девяти часов вечера того же дня.
Я явился к Риббентропу, который похлопал меня по спине и попросил остаться, чтобы помочь в технической подготовке различных экземпляров меморандума. Так как я работал вместе с четырьмя секретарями, то это задание было выполнено за два часа.
Меморандумы были опубликованы рано утром 9 мая, а утром 10 мая немецкие армии начали свое наступление на запад.