Развенчанная царевна

– И чудное, боярин, дело,  – заметил Никифоров,  – никогда еще того не бывало, чтобы царь так делал.

– Что такое?

– Да как же так, виданное ли дело, чтоб казака беглого в князья производить!

– Это, что и говорить, было дело, что в думные бояре, в окольничие назначали, а в князья совсем дело непригожее – князь природный должен быть, а где ж это Ермаковы отцы и деды княжили?

– На Волге-матушке с кистенем в руках,  – засмеялся Никифоров.

– Теперь, поди, рыщет по степям да лесам, вишь, Кучума изловить хочет.

– Ловили такие, как он!

– Еще выслужиться хочет, может, царь и царевичем его назовет.

– Не дорос еще, будет того, что и князем татарским возвеличили.

– Подумаешь, невесть кто стал.

– Кто не кто, а помнишь, как он на нас зыкнул, когда Кучумка пришел?

– Что говорить, в мешок да в воду хотел спустить.

Оба боярина рассмеялись.

– За это и на перекладине в Москве поболтался бы,  – проговорил Болховитинов.

– Давно бы пора ему там болтаться.

– А что я думаю,  – как-то загадочно произнес хозяин.

– О чем?

Болховитинов встал, подошел к дверям, заглянул в другую комнату и плотно закрыл двери.

– Хочу, боярин, поговорить с тобой по душе, только, чур, из избы сора не выносить.

Никифоров ухмыльнулся.

– Не пойму, боярин,  – проговорил он,  – к чему ты такие речи ведешь, чай, помнишь Москву: кабы ты или я вынесли из избы сор, так давным-давно головы бы сложили свои под кремлевской стеной, давно бы попы нас поминали.

– Об этом что и говорить.

– То-то и оно, а коли что задумал, так говори.

– Говорить-то много не придется, дело самое простое.

– Тем лучше.

– Сам видишь, что Сибирский зазнался больно.

– Уж так зазнался, что и не говори.

– Словно царь в Москве.

– Там-то царь, а он что?

– Мы, бояре родовитые, должны кланяться да повиноваться ему.

– Так сердце и горит, как подумаешь!

– Вот мне в голову и пришла одна штука.

– Говори, не томи!

– Чай, сам видишь, что казаков с каждым днем все меньшает.

Никифоров лукаво прищурился.

– А стрельцов почти не убывает? – проговорил он.

– Значит, понял?

– Как не понять.

– Так, стало, и делу конец!

– По-моему, лучше можно сделать.

– Что такое?

– Да порешить с ним.

Болховитинов задумался, прошло несколько минут в молчании.

– А ведь, пожалуй, так и вправду будет лучше.

– Одно – развязка, и руки свободны.

– Помехи никакой не будет.

Снова наступило молчание, каждый был занят своими мыслями, каждый мечтал о том, какую он будет играть роль, когда помеха исчезнет с их дороги.

Вдруг за дверью послышался шум, на улице все пришло в движение, послышались крики.

– Что там деется? – в один голос спросили бояре, вскакивая с мест.

В покой вкатился стрелец.

– Аль казаки загуляли? – спросил Болховитинов.

– Беда, бояре! – проговорил, задыхаясь, стрелец.

– Беда? Какая беда? – спросил Никифоров.

– Кучум, что ль, явился? – в свою очередь задал вопрос Болховитинов.

И в одно и то же время у бояр, решавших участь Ермака, явилась одна и та же мысль: как они справятся с Кучумом без Ермака, что они будут делать без него?

– Ермака Тимофеевича убили! – выстрелил стрелец.

У бояр вытянулись физиономии, они невольно взглянули друг на друга.

– Как убили?

– Что врешь-то?  – вырвалось разом у обоих.

– Кучумка ночью напал, всех перебил,  – продолжал докладывать стрелец.

– Да ты откуда это знаешь-то, ворона на хвосте весть принесла, что ли?

– Один только в живых остался, да и то весь искрошен, вряд ли до завтра доживет.

– Где же он? Давай его сюда.

– Что вы, бояре, нужно к нему идти, говорю, чуть жив, только добрался до ворот, так и грохнулся о землю.

– Что ж теперь делать? – проговорил Никифоров.

– Делать нечего, нужно воеводствовать,  – отвечал Болховитинов,  – ты ступай, боярин, и приказ от меня такой отдай, чтоб на валу сторожа в оба глядели, не ровен час, Кучумка и на нас нагрянет.

Побагровел весь Никифоров при этих словах.

– Почему же это от тебя приказ, а не от меня? – задыхаясь, спросил он.

– А потому, что я буду маленько постарше тебя! – отвечал высокомерно Болховитинов.

– Ну, это бабушка надвое ворожила.

– Чай, сам знаешь, что твой дед сидел всегда ниже моего, так внуку покоряться негоже.

– Ах ты… да я на тебя буду челом бить государю.

Болховитинов на это рассмеялся только.

Началась безобразная ругань, недавние приятели, заговорщики, замыслившие гибель Ермака, сразу стали непримиримыми врагами, готовыми на все, чтобы повредить только друг другу. Долго продолжалась ругань, наконец Никифоров вышел крайне озлобленный, сильно захлопнув за собою дверь.

Глава тридцать первая

Быстро, почти мгновенно разлетелась между казаками весть о смерти любимого атамана, весь небольшой дворик и улица выше избушки, в которой лежал умирающий казак, были заполнены его товарищами.

Каждому хотелось услышать хотя бы одно слово о Ермаке Тимофеевиче, но желание это было неисполнимо: избенка, давшая приют горькому вестнику, едва могла вместить в себя десяток человек.

В избенке была мертвая тишина, которую нарушал только слабый голос рассказчика.