Развести костер (TO BUILD A FIRE)

But it was all he could do, hold its body encircled in his arms and sit there.	Но это было все, что он мог сделать: сидеть в снегу и сжимать собаку в объятиях.
He realized that he could not kill the dog.	Он понимал, что ему не убить ее.
There was no way to do it.	Это было невозможно.
With his helpless hands he could neither draw nor hold his sheath-knife nor throttle the animal.	Своими бессильными руками он не мог ни ударить ее ножом, ни задушить.
He released it, and it plunged wildly away, with tail between its legs, and still snarling.	Он выпустил ее, и собака кинулась прочь, поджав хвост и все еще рыча.
It halted forty feet away and surveyed him curiously, with ears sharply pricked forward.	В двадцати шагах она остановилась и с любопытством, подняв уши, оглянулась на него.
The man looked down at his hands in order to locate them, and found them hanging on the ends of his arms.	Он искал глазами свои руки и, только скользнув взглядом от локтя к запястью, нашел их.
It struck him as curious that one should have to use his eyes in order to find out where his hands were.	Странно, что приходится полагаться на зрение, чтобы найти свои руки.
He began threshing his arms back and forth, beating the mittened hands against his sides.	Он начал неистово размахивать ими, колотя себя ладонями по бедрам.
He did this for five minutes, violently, and his heart pumped enough blood up to the surface to put a stop to his shivering.	Через пять минут кровь быстрее побежала по жилам, и озноб прекратился.
But no sensation was aroused in the hands. He had an impression that they hung like weights on the ends of his arms, but when he tried to run the impression down, he could not find it.	Но кисти рук по-прежнему не действовали; у него было такое ощущение, словно они гирями висят на запястьях, - откуда взялось это ощущение, он не мог бы сказать.
A certain fear of death, dull and oppressive, came to him.	Гнетущая мысль о близости смерти смутно и вяло шевельнулась в его мозгу.
This fear quickly became poignant as he realized that it was no longer a mere matter of freezing his fingers and toes, or of losing his hands and feet, but that it was a matter of life and death with the chances against him.	Но тотчас же этот неопределенный страх превратился в мучительное сознание опасности: речь шла уже не о том, отморозит ли он пальцы на руках и ногах, и даже не о том, лишится ли он рук и ног, - теперь это был вопрос жизни и смерти, и надежды на спасение почти не было.
This threw him into a panic, and he turned and ran up the creek-bed along the old, dim trail.	Его охватил панический ужас. Он повернулся и побежал по занесенной снегом тропе.
The dog joined in behind and kept up with him.	Собака последовала за ним.
He ran blindly, without intention, in fear such as he had never known in his life.	Он бежал без мысли, без цели, во власти такого страха, какого ему еще никогда не приходилось испытывать.
Slowly, as he ploughed and floundered through the snow, he began to see things again-the banks of the creek, the old timber-jams, the leafless aspens, and the sky.	Мало-помалу, спотыкаясь и увязая в снегу, он снова начал различать окружающее - берега реки, заторы сплавного леса, голые осины, небо над головой.
The running made him feel better.	От бега ему стало легче.
He did not shiver.	Он уже не дрожал от холода.