Амалия Потаповна подошла к зеркалу, поправила прическу. Она это делала всегда, когда нервничала. Сообщение горничной о том, что с визитом явился профессор Платон Алексеевич Загурский, действительно взволновало ее. Она давно ждала его прихода. Вот уже несколько лет наблюдала генеральша за успехами его сначала в Москве, потом в Петербурге. Она знала о нем все: круг друзей и знакомых, состояние его финансов, ар-тисточек балета, к которым он благоволил. И много, как она любила говорить, «темненького», того, что, по ее глубокому убеждению, должно было быть у всякого человека, даже у самого высоконравственного. Знание этого «темненького» давало ей власть над людьми, а власть впоследствии превращалась в деньги. Деньги же Амалия Потаповна любила больше всего в жизни.
Платон Алексеевич Загурский, тот самый профессор, которым бредил теперь великосветский Петербург, стремительно вошел в комнату. Он великолепно выглядел в светлой пиджачной паре от лучшего варшавского портного.
— Амалия Потаповна! — воскликнул он, бросившись к генеральше и целуя ее руку. — Давно хотел познакомиться и засвидетельствовать глубочайшее восхищение и уважение... Много наслышан о вас, о вашем замечательном уме и отзывчивости. Считал своим долгом нанести визит и представиться.
Амалия Потаповна обворожительно улыбнулась.
— Весьма польщена, дорогой Платон Алексеевич. Нынче в Петербурге многие злословят про Амалию Потаповну... Тем ценнее для меня ваш визит. Я тоже много слышала о вас и, честно сказать, питала надежду, что вы ко мне придете. Уж и не знаю почему, мне казалось, что нам будет интересно поближе познакомиться и что в дальнейшем наше знакомство окажется полезным и вам, и мне.
Генеральша позвонила в колокольчик и, когда явилась горничная, распорядилась подать кофе.
Она усадила Платона Алексеевича в покойное кресло, явилось кофе, и завязалась непринужденная беседа. У них нашлись общие знакомые в Москве и Йетербурге. Платон Алексеевич был человек светский, язвительный и остроумный, и Амалия Потаповна много смеялась его метким характеристикам известных лиц.
— У вас прекрасный род занятий... Столько знакомств, столько всевозможных характеров. Вы посвящены в самые тайные уголки души ваших пациентов, а потому знаете о людях много такого, чего другим никогда не постичь.
— Работа моя хороша прежде всего тем, что я облегчаю страдания, — сразу став серьезным, сказал профессор. — Но должен согласиться с вами, что иной раз попадаешь в ситуации романические. Вот на днях, к примеру, совершал обход в женской палате Обуховской больницы. Коллеги попросили — не мог же я отказать. А народ там помещают самый недостаточный. Да... Иду это я от больной к больной, от койки к койке и вдруг вижу в изголовье одной из коек на табличке надпись: «Баронесса фон Деринг». Можете себе представить мое удивление. Баронесса в общей палате для бедных... Лежит в беспамятстве... Привезла ночью полиция... Но хороша собой, скажу я вам! Настоящая
русская красавица!
Амалия Потаповна чрезвычайно заинтересовалась рассказом профессора. Она выспросила обо всех обстоятельствах болезни баронессы, узнала, какие меры принял доктор, куда перевезли больную.
— Я не была знакома с баронессой, но много слышала о ней, — сказала она. — Она приехала в Россию два года назад вместе с братом Владиславом Корозичем. Они были приняты в лучших петербургских домах. Мужчины сходили от нее с ума. В особенности князья Шадурские. Отец и сын. В свете злословили, что оба были ее любовники. Но
мало ли что говорят в свете! Брата ее я знала... Ему покровительствовала Татьяна Львовна Шадурская, мраморная Диана. Впрочем, те же злые языки утверждали, что Корозич не брат баронессы, а ее любовник. Кончилось все год назад странно и страшно. Сначала разнесся слух, что Татьяна Львовна сбежала с Корозичем за границу, но потом оказалось, что она скоропостижно умерла... Говорили, будто приняла яд. Потом в Неве выловили труп Корозича. Трудно было поверить в несчастный случай — в плече у него застряла пуля. Младшего Шадурского нашли зарезанным в собственном доме, а старший сошел с ума и превратился в полнейшего ребенка.
Амалия Потаповна замолчала. Ее рассказ произвел на доктора большое впечатление.
— Я готова принять участие в судьбе баронессы, — сказала генеральша. — Если нужны деньги, я готова...
— Нет, нет! — прервал ее Загурский. — Об этом не беспокойтесь... Я взял баронессу под свое покровительство.
Они еще поговорили о том, о сём, и Платон Алексеевич начал прощаться.
— Ну, мне пора, — сказал он, поднимаясь. Шпильце жестом остановила его.
— Уделите мне еще несколько времени, — попросила она. — Я живу в этом огромном доме анахоретом. Ваш визит для меня — событие, воспоминания о котором скрасят мои одинокие вечера. Мне кажется, мы станем друзьями...
— Вполне вероятно.
— Но для этого мы должны стать откровенными друг с другом... Ответьте мне на один вопрос! Почему вы пришли ко мне?
— Я же сказал вам, Амалия Потаповна... Мне очень хотелось познакомиться с вами... И это чистая правда.