Развиртуализация. Часть первая

Перед тем, как забыться сном, Кутялкин и Кох развернули крайний стеллаж таким образом, чтобы можно было уединиться и оправиться. Это было последнее осмысленное действие самоубийц, впавших в отчаяние.

 

Стоимость бушеля пшеницы на Чикагской товарной бирже 930 долларов США

Цифры на мобильном плавали в тумане.

02:20 по Москве.

Значит, 00:20 по Гринвичу.

Только–только перевалило за полночь. Они провели в хранилище более шестнадцати часов. Если это испытание или пытка – пора заканчивать – «мы готовы к сотрудничеству». Если убийство – предстоит несколько нелегких суток.

Чугунная голова. Ватные руки. Аритмия. Тоска и тревога. Пульсирующие адреналиновые всплески ужаса. Сухость во рту, резь в животе.

«Так вот ты какая Клава Строфобова. Что лучше – пробовать вновь забыться и в полусне дотянуть до финала? Или встать пройтись по нашему склепу?».

Кутялкин поежился от озноба – в хранилище было прохладно, сполз со своего ложа, устроенного из старинных книг. С большинства раритетов он сорвал обложки. Гриша вспомнил – он делал это демонстративно, протягивая руки в направлении то одной, то другой стены, с хрустом отрывая корешки, рассчитывая, что его не только увидят по замаскированным устройствам наблюдения, но и услышат душераздирающий звук рвущейся бумаги.

Мысли отстраненно фиксировали число уничтоженных реликвий: «Десять. Двенадцать. Интересно, какой финансовый ущерб я нанес короне?».

Наталия спала, свернувшись на аккуратно разложенных папках.

«Как она не раскидала их во сне? Почему–почему–почему я её не послушал?!».

Этот и множество подобных вопросов могли бы вновь быстро довести его до прежнего градуса истерики.

«Истерика, беспамятство, безумие – неплохой выход».

Но пока он хотел погостить в здравом уме. Немного. До следующего приступа отчаяния. Он заглянул в отделенный стеллажом угол.

«Пока не поздно собрать золотой дождь в какую–нибудь емкость? Потом выпить кровь Мальвины, урожденной Кох?».

Даже под страхом смерти Кутялкину не хотелось рационализировать последние часы существования. Прилагать усилия, царапаться, сосать кровь, жевать бумагу.

«Пииииииииииииииииить! У везунчика Монте–Кристо была хренова куча лет, чтобы долбиться в стены. У нас нет даже недели, – Гриша облизал пересохшие губы. – И всё–таки заняться бурением пород лучше, чем просто и некрасиво подыхать».

Кутялкин горестно вздохнул, оглядел сдвинутые стеллажи, усыпанный книгами пол. Разгром и шатание. Чем бы поскрести стену? В поисках подручных средств похлопал по карманам. На операцию он не взял ничего лишнего, поэтому, когда извлёк из внутреннего кармана куртки зажигалку, оставленную Лешим в «Пикирующем орле», то долго с недоверием лупился на неё как на золотой луидор. Ещё не вполне осознавая своего счастья.

– Гадёныш! – заорала сзади Мальвина. У Гриши чуть удар не приключился от неожиданности. Он не заметил, как она проснулась и включилась в его полусонный серфинг по карманам.

– Я сто раз мысленно нас похоронила. Бляяять. – снова взвизгнула Кох. - И надпись «лошары» на памятнике написала. Почему не сказал о зажигалке, поросёнок? – чуть веселее поинтересовалась Кох.

– Сам не помню, – пробормотал Гриша, всё еще не выведя прямую от зажигалки к спасению. – Покурил. Пачку выбросил. Зажигалку видимо рефлекторно в карман упрятал.

– Покурил он. Педик рефлекторный, – хмыкнула Кох. – Леший тебе точно какую–то даун–шишку в Ротманс подмешал. Лезь наверх! – скомандовала Наталия. – Нет, погоди, – остановила Гришу – он уже начал беспокойно оглядываться, раздумывая, как забраться к потолку. – Сначала серьезно поговорим. Долго и вдумчиво. Чтобы ты на всю оставшуюся жизнь впитал и выполнил трудные, но единственно верные правила, которые помогут нам выжить.

 

Технический дефолт «золотой» десятки валют

– Надо решить. Или откинуться сейчас – сытыми, относительно чистыми, в незасранном помещении, – глаза Кох зафиксировали взгляд Кутялкина.– Обещаю, мы сдохнем быстро, легко и технологично. Я умею умирать. Неоднократно это делала. Я профи. - Грише казалось – она складывает слова прямо ему в голову. - Либо мы примем решение выжить. Грызть эти грёбанные камни. Держаться друг за друга. Сожрать того, кому выпадет жребий, но выжить. Выть от ужаса, но жевать.

Наталия постучала зубами как развеселый череп из мультика, бодро клацающий челюстями.

– Поначалу боишься умереть, потом боишься не умереть[54]. Решение выживать – самое смелое из человеческих решений. Нет такой мерзости, которую нельзя сделать, карабкаясь и цепляясь. Иногда, кажется лучше мучительно сдохнуть. Несмотря на твою зажигалку, я голосую за смерть. Ты можешь принять другое решение – я готова согласиться с ним. Твоё слово, склеротик?

– Я не могу умереть. Гонорар за Бодлианскую операцию не сделает мою семью счастливой.

– Ты персонально будешь нести персональные свет и радость?

– Я и никто другой.

– Тоисть, золотце, ты за то, чтобы выкарабкиваться?

– Да.

– Подумай!

– Да!