Развиртуализация. Часть первая

Как–то само собой получилось, что целесообразно готовить общую постель. И теплее, и бумаги требуется меньше.

 

Прекращение электронных операций

Наталия ловко изогнула Кутялкина буквой S, притерлась в изгибы, перекинула руку Гриши через талию, устраиваясь удобнее, тыкнула попой ему в живот. Кутялкин не удержался, погладил её по бедру. Кох замерла, но промолчала и не отстранилась. Гриша стал действовать смелее. Когда его рука поднырнула под резинку спортивных штанов, Наталия вскочила как ужаленная, метнулась к выключателю. Кутялкин зажмурился от вспыхнувшего света. Девушка встала на колени перед импровизированным ложем и наклонилась к лицу сокамерника, словно желая поцеловать:

– Ты точно готов тратить силы на это? – спросила она. Ее волосы образовали шатер, в котором в невесомости плавали их лица. Никогда она не была так близко.

– Да.

Хотела сказать что–то еще. Передумала. Не отрываясь от его глаз, расстегнула молнию на кофте, надетой на голое тело, положила ладони на груди, помассировала, потёрла набухшие соски.

Кровь Гриши с бешеной скоростью понеслась по телу. Хотел вскочить, содрать с Наташи всё, что преграждало. Она опередила – раздевалась девушка быстрее любого солдата.

Только потом Наталия оторвала взгляд, развернулась спиной, перекинула через него одну ногу, постояла над Гришей, давая возможность оценить.

Девушка действовала выверенно, технологично, стараясь максимально быстро возбудить, точно надавить, предельно приятно сжать. Ни одного лишнего движения, ни одной лишней ноты. Экспрессом в рай.

Она ритмично приподнимала и опускала бедра, словно прямо перед его глазами, над бешено стучащим сердцем, а не ниже по течению крови, происходит таинство соития с его невидимой аурой. Словно не язык и губы, а влагалище сжимает, принимает и отпускает его, совершая десятки головокружительных прикосновений. Она постанывала так искренне, что смогла максимально сократить всю операцию.

Гриша придерживал ее, стараясь умерить пыл, продлить удовольствие, но Кох задрожала всем телом, охнула, и Кутялкина затопило теплом.

Она долго не выпускала его изо рта, не потеряв ничего из того, что он мог дать. Потом скользнула к нему и, задрав подбородок кверху, пробулькала:

– Делиться?

Гриша отказался, испуганно прикинув, какие бездны экспериментов ждут их на пути выживания.

Уже засыпая, он вновь принялся гладить её:

– Хватит уже меня лапать, – сонно предостерегла Наталия.

– Почему?

– Спать мешает, – шепнула она. – Бог хотел сочинить клитор, а придумал меня. Теперь я вся разбухаю, стоит ко мне прикоснуться. Если захочешь еще любви, просто скажи.

– Говорю, – откликнулся Кутялкин.

– Отлично. Единственно, я забыла тебя спросить – а как же Ромка, Сенька и их рогатая мама, по которым ты недавно стенал?

«Вот он разворот риторических фронтов, – Кутялкин живо почувствовал исходящее от Кох раздражение, – Мои бублики тут не причем. Они не имеют ничего общего с тем ужасом, который происходит с нами. Я всегда хотел отделить сыновей от выживания. Я не успел?».

В эту ночь он ничего не ответил Мальвине. Второго экспресса в рай не последовало.

 

Отказ от работы 60% процентов навигационных центров

Как только Кох уснула, ее дыхние зазвучало совершенно иначе. Вместо почти беззвучных вдохов-выдохов в хранилище зазвучали свист, хрип, бурчание дырявых кузнечных мехов. Кутялкину показалось, что рядом с ним происходит размеренная агония – настолько ужасна была эта какафония в беспросветной тьме подвала.

«Вдруг перегорят лампочки, и я не смогу проверить, кто лежит рядом со мной».

В какой-то момент, Кутялкину показалось – Кох задыхается.

– У тебя всё в порядке? – растолкал он девушку.

– В чем собственно дело, мессир? – удивилась она спросонья. – Вы вновь нуждаетесь в моих услугах?

– Ты дышишь, как стадо моржей. Бронхи? Легкие?

– Невыносимые. Умри, суслик. У меня просто тяжелое дыхание и тяжелый удар правой.

Прошло несколько суток, прежде чем Кутялкин привык к звуку дыхания Наталии. В ту ночь он не подозревал, как невыносимо будет отвыкать от душераздирающего скрипа пробитых кузнечных мехов.

Проведенная на следующее утро инвентаризация преподнесла удивительные сюрпризы:

- в карточках, лежащих на столе, указывались названия книг и код распложения в хранилище – переписано было от силы десятая часть фондов (остановили регистрацию, когда сюда попало что-то действительно важное?),

- не нашлось ни одного предмета, который указывал бы на посещение хранилища в последние 10 лет.

Третий сюрприз как удар поддых. Тщательно исследуя пропущенный вчера стеллаж, Гриша обнаружил пять коробок, с трудом втиснутых на нижнюю полку. Чуть не повалив всю мебель, он вытащил одну из них, заглянул внутрь и обмер.

– Ма… Мальвина, – «Какой вычурный мираж», – подумал Гриша, разглядывая находку. – Мальвина, – чуть громче позвал он, всё еще не справляясь с голосом.

Девушка подошла и хмуро уставилась на внутренности коробки. Даже руки к ним не протянула. Боялась? Наконец, прохрипела: