Развиртуализация. Часть первая

– Хреново. Но я присоединяюсь к большей весовой категории. Итак, почти единогласно мы приняли решение продлить наши муки. Еще раз учти, схватка за жизнь – неприятная, кошмарная, тяжелая работа. Здесь должен быть продуман каждый шаг, каждое движение, все варианты и возможности. Взвешено и распределено. Ничего лишнего.

– Я понял, Мальвина. Я готов, - подвижное лицо Кох скривилось.

– У тебя хлопчатобумажные трусы?

– Чего?

– Что слышал, глухарёк! Лишние слова сушат глотку. Попробуй не усердствовать в болтовне.

– Я не знаю, какие у меня трусы. Я знаю, что за следующего глухарька или другого похожего дяденьку, без жребия сверну тебе шею.

– Раздевайся-раздевайся, мой робкий деспот, – посмеялась над угрозой Кох.

Гриша не стал сушить глотку и послушно стянул брюки.

– Великолепные трусы, – поздравила Наталия его полосатые семейники. – Снимай!

И сама в несколько точных движений выскользнула из спортивного костюма. Под ним оказались лифчик и трусики телесного цвета.

Гриша, пошатываясь, стягивал семейники, не отрывая глаз от тела Мальвины. Она сбросила с себя всё кроме носков. Лобок оказался чистым и гладким как попка младенца.

«Лазерная эпиляция, – решил Гриша, – Наверное, даже щетинка не отрастает».

Член предательски дернулся из–за внезапного прилива крови.

– Теперь попробуй взобраться по полкам наверх. Я буду держать стеллаж, – «Ага и смотреть на мою волосатую задницу. Вот они издержки бескомпромиссного выживания», – с грустью подумал Кутялкин и забрался на стул, потом спохватился, слез, натянул брюки. «Нужны ведь только трусы».

Он начал восхождение с третьей полки.

– Старайся не раскачивать, – скомандовала Наталия. Когда он вступил на четвертый уровень, шаткий стеллаж предательски накренился. – Потом их обязательно положим плашмя друг на друга.

А пока Кутялкин, кряхтя и соскальзывая, заползал наверх, искренне радуясь тому, что имеет пристойный ракурс снизу.

– Теперь, Гриня, наступил момент истины, – Наталия встала на стул (она в отличие от Кутялкина не торопилась одеваться), подала ему зажигалку и несколько страниц из старинного фолианта. – Махмуд, зажигай. Заклинаю, не трать газ понапрасну, стукай колесиком, поджигай бумажку и сразу к спринклеру[55]. Смотри не сожги его!

 

Закрытие рынка Форекс

Следующие два часа обратились праздником. С души свалилась пудовая тяжесть.

Страницы из книги не успели прогореть, исторгая древний, едкий дым, как спринклер прыснул десятком тоненьких острых струек воды. Гриша действовал с обезьяньей ловкостью. Крайне ограниченный в движениях, притертый к потолку, тем не менее, он не упустил ни капельки. Прислонил пригоршню с бельем к дымоуловителю, надежно прикрыв его со всех сторон, замер не дыша. Теперь в нем двигалась только кровь и мысли «господи–господи–господи, неужели!».

Воды хватило ровно на столько, чтобы белье набухло. С величайшей осторожностью он свесил вытянутые руки. Запрокинув лицо, Наталия уже тянулась к ним. Ковш дотронулся до ее губ. Девушка коснулась языком подушечек пальцев Гриши, и капельки потекли в неё.

Кутялкин не смотрел на её грудь, на жилку на шее. Только на воду.

Наталия встала на цыпочки, дотянулась до своих трусов и, пожевывая их, постепенно втянула в рот. Потом быстро выхватила трусики изо рта, лишь на секунду отстыковавшись от протянутых к ней ладоней. Принялась за лифчик.

У Кутялкина от такой позы затекли конечности, заломило в затылке. Когда Кох начала высасывать воду из второй чашечки, Гриша начал отводить руки, но Наталия придержала их – она была в более устойчивом положении.

– Попьешь из своих трусов, извращенец, – прошамкала она. – Я – девушка. Мне нужно больше воды. Я больше плачу.

Грише показалась, что в ее голосе проклюнулась снисходительность, даже нежность. Наконец, он смог обратно занести ковш со своими семейниками, наполз на локти грудью, уткнулся в мокрые трусы лицом. От удовольствия по его телу прошла судорга.

Потом они долго дурачились, вспоминая этот первый неловкий забор воды. Наталия любила повторять, шепелявя: «фофьёшь иф фаих фуфов, ифафенеш».

Веселые, размякшие они сидели у разных стен, друг против друга (черное надгробие двери справа на равном отдалении от самоубийц) и строили радужные план:

– Эдак, мы и помыться сможем.

– Наберем побольше воды – затопим вентиляционную шахту.

– Будем прорубаться через потолок. Если тролли сделали подводку, значит толщина слоя там небольшая.

– Непременно надо всё перерыть. Найдем какой–нибудь пакетик или емкость, и тогда…

И снова «фофьёшь иф фаих фуфов, ифафенеш».

Кох расцветала на глазах. Искренне смеялась, не колола оскорблениями, тараторила какую–то ерунду, неожиданно обернувшись веселой, интересной девушкой, не задумывающейся о скоротечности жизни. Отсрочка смерти вернула ей легкомысленный мультипликационный облик.

Гриша относился к этим метаморфозам с осторожностью – он помнил, с какой быстротой она разворачивает фронт своих риторических атак.

Когда в Москве было пять утра, Наталия предложила:

– Давай немного поспим. Не надо сбиваться с режима. Вдруг за нами придут днём, и мы не сможем этим волам хвост накрутить.