Все это время рация трещала как заведенная, но рыжий не реагировал
– Завязать им глаза? – на корявом английском спросил юркий помощник главаря, кивнув на Кох. «Интересно, они из вежливости на британском могучем разговаривают? Рефлекторно? Головы рубить могут, а политкорректную ересь скинуть с баланса – no?».
– Зачем? – по–русски возразила Кох. – Мы же никому ничего не расскажем. Верно, дурилка картонная?
Лис раздраженно отмахнулся от помощника.
Запомнить маршрут было несложно. Грузовичок, протискиваясь по тротуарам, объехал баррикады, покружил вокруг невысоких одноэтажных построек неизвестного назначения, превращенных в жилые дома и забитых беженцами. Редкое окно радовало пустотой. В основном вместо стекол торчали три–четыре настороженные рожи.
«Ошибся я насчет пятидесяти тысяч, – подумал Кутялкин. – Здесь минимум группировка Паульса[81] засела. Чего же они боятся? Нашествия Иосифа великого?»
Остановились на площади с круговым движением, у веселенького двухэтажного дома (ратуши?) с торжественной надписью Town Hall. Строение отличалось неказистостью и канареечным цветом кирпича. Из окон соседних домов свисали разноцветные тряпки (рыцарские флаги?).
Отряд перестроился. Теперь Гриша и Наталия оказались в арьергарде. Валлийцы, внезапно разговорившись, шумною толпою потекли к входу в ратушу. Лица их оттаивали.
Пленники, час назад избежавшие смерти, поплелись следом. Хотя бы для того, чтобы узнать о причинах метаморфоз расстрельной команды.
«Только не в подвал», – подумал Гриша. Валлийцы сразу после крохотного вестибюля свернули на лестницу, ведущую вниз. Рядом горестно вздохнула Наталия Кох.
По–видимому, это было подсобное помещение местной ремонтной бригады. Огромное, заваленное угловатыми железками, ящиками, залитое машинным маслом. Возможно, когда–то оно имело пристойный вид. Сейчас, когда поводов наводить глянец не осталось, его превратили в склад–оперативный штаб–паб–курилку–пыточную (?).
За огромным деревянным столом, заваленным бумагами, уставленным чашками, флягами, тарелками, ноутбуками… пребывал паноптикум из десятка валлийцев, похожих только общей небритостью и цветом камуфляжа. Они дымили в сторону узкой щелочки, служившей окном. Её верхняя часть проходила на десять сантиметров выше тротуара, поэтому дым в основном клубился внутри помещения.
Паноптикум загомонил одновременно с пришедшими. Раздались смешки, несколько человек схватились за фляги. Расстрельная команда ссыпала оружие у двери, преодолела несколько ступенек вниз и ступила на грязный пол совершенно другими людьми – теперь их сложно было заподозрить в намерении рубить головы другим разумным существам.
Из–за кромешного дыма происходящее в подвале сразу воспринималось с привкусом нереальности. Это помогло Кутялкину продолжить отключение всевозможных излишне человеческих чувств, переживаний, рефлексов, сохранившихся за последние два месяца.
Пленников (бывших?) втиснули к дальнему углу стола – поближе к окну, налили чего–то темного в пыльные пластиковые стаканчики. При этом хранители рыбы не переставали бурно обсуждать на уэльском волнующие события, суть которых Кутялкину пока не удавалось понять.
Обстановка подвала сразу непривычно ухватила, пришлась впору Грише. Он почувствовал необъяснимое родство с окруживщей его махновщиной. Хотелось попросить местного Беломора, от которого уже выедало глаза, затянуться едким, горьким дымом, глотнуть крепкого кофе, чифиря, пивасика, чего–нибудь более высокой степени перегонки, прикоснуться к стальной коже автомата.
«Господи, Господи! Какие еще чудеса ты приготовил мне? Я же ни разу не бывал в подобном вертепе. Откуда такие желания? Генный уровень? Прадедушка большевик?», – задумался Гриша.
Он залпом осушил свой стаканчик. Ром. Великолепно!
– Мика. Дишни[82], – Гришу ущипнули за локоть. Он не заметил, что справа от него, оседлав стул, уселся Галустян[83], вырастивший усы. В последнее время Михаилу не везет с карьерой – поэтому он отравился на опасные гастроли? – Надолго к нам?
Кутялкин не нашел, что ответить.
– Тоже Галустяна видишь? Блядь, сколько же времени должно пройти, чтобы «Нашу Рашу»[84] забыли? – поинтересовался Галустян с усами. После Лешего это был третий человек по эту сторону Ла–Манша, который разговаривал с Кутялкиным по–русски – весомый факт, чтобы стресс надолго пустил корни в хмелеющих потрохах Кутялкина и не утонул в следующей стопке рома.
Гриша дипломатично пожал плечами.
– Запасы на зиму делали, деревья рубили? – участливо спросил Мика. – Смертью лютой пугали?
Гриша кивнул.
– Расслабьтесь, амиго. Наши зондеркоманды только в поле бессердечные. Сейчас эти вурдалаки оттаят. Еще и оружия дадут. Девка твоя? – на ухо шепнул Мика.