Развиртуализация. Часть первая

Гриша на всякий случай подтвердил и это. Вновь молча. «До появления Джамшута[85] постараюсь быть лаконичным», – решил Кутялкин.

– Пойдем, проведу инструктаж. И красотку свою зови.

В углу подвала под грудой оружия угадывался стол. Подвешенная над ним лампочка освещала единственную табуретку и стены в коричневых разводах. Мика уселся, Кутялкин и Кох как ученики послушно замерли рядом.

Руки Мики ожили и заработали автономно, безошибочно выхватывая со стола детали. Через минуту чеченец держал собранную винтовку М–16[86].

– Welcome to Уэльс. Вторую после Ливии туристическую Мекку для ценителей автоматического оружия и крупнокалиберных пулеметов. Не пугайтесь всего этого, – Мика махнул затворной рамой винтовки в сторону стола, где разгорались нешуточные страсти, и принялся за следующий автомат. – Сегодня у нас очередное противостояние. Псы из Суонси. Я не сомневался, они снова придут. Неделю назад мы отбили их передовой отряд. Теперь псы принялись за дело обстоятельно. Обложили Фишгард по периметру. Поздравляю, вы – последние, кто просочился в эту мышеловку. Даже иудейские красотки из нерезиновой, – Мика подмигнул Кох. – Не в силах нам помочь. Абергуайну[87] конец. Проще принять неотвратимое, пребывая в нетрезвом сумеречном состоянии.

Оказалось, что это тост. Мика хлебнул из фляги, Кутялкин и Кох – из пластиковых стаканчиков, которые захватили с собой и всё это время скромно теребили в руках.

 

Распад южноамериканского Союза Обороны

– Кровь все отчаянней в жилах бурлит, нервы всё тоньше, их всё сильнее наматывает на позвоночник. Многие мужики перестали церемониться. Лишние рты, какими бы искусными они ни были, в городе уже не требуются. У нас перенаселение, военное положение, отчаянное похмелье с утра, лихое веселье вечером. Извините, если вас обидели.

«Размалывающее чувство неизбежности смерти. Унижение, страх – какие пустяки», – Кутялкин изобразил неискренний извиняющийся жест, похожий на детское «пока-пока». Пока-пока было адресовано сумрачным теням, тоскливо мечущимся в тесном углу подвала.

– Но вы их тоже поймите – всех наивных долбоебов уже в первый месяц выкосило. Наверное, вы последние. Мужики и не сообразили, как вам угодить.

– Они очень старались, – подвердила Кох. – Мы с понимаем вкуриваем ваше отчаянное положение.

В подвал то и дело забегали гонцы, трещали рации, бряцало оружие, к выстроенным у стен коробкам подходили пошатывающиеся боевики, хватали консервы, раскупоривали и переливали во фляги бутылки со спиртным, обострялась тональность переговоров, которые вел по рации единственный выбритый мужчина.

– В Фишгарде появился информатор. Кто–то сообщил суонси нашу частоту. Теперь они прессуют наших аксакалов, предлагая морковь всевозможных расцветок и размеров. Всё ради того, чтобы было удобно нас шинковать. – Мика чиркнул по горлу зажатым в руке магазином М-16.

– Действуют псы гораздо увереннее, чем на прошлой неделе. Подошли с юга, встали лагерем в километре от окраин, наших дозорных демонстративно не обстреляли. Утверждают, что здесь проездом – для «оценки ситуации в прибрежных водах». Предлагают добровольно пойти к ним под крыло. Вроде как другого выхода нет – не Суонси так кто–нибудь другой смешает нас с золой.

Руки Мики с каждым новым автоматом, с каждым новым глотком рома обретали чудесную самостоятельность, продолжая жить активной созидательной жизнью.

Сам Мика не переставал инструктировать захмелевших Гришу и Кох:

– Вот доктор Эбрилл. Великий человек. Великий мизантроп, – Мика кивнул на бритого мужчину с резиновым лицом. – Его предки живут в Фишгарде со времен Короля Артура. Он в Уэльсе каждую собаку знает и не любит почти всех, от собаки до боссов совета графств[88]. С утра он добродушно переругивается с псами, яйца им нежно крутит. Но мы даже переговорщиков к ним не посылаем. Всё и так ясно – и мы, и они оцениваем ситуацию, козыри, какие у кого силы, вооружение. Даже вас мне разрешили оставить из одного единственного соображения – вдруг в Суонси есть русская община, а еще лучше кто–нибудь из русских в руководстве. Надеемся договориться, откупиться, повлиять. Они уйдут – мы останемся живы.

– Почему не удается откупиться?

– Потому что запасы Абергуайна им нужны полностью и без обременительного дополнения в виде нас с вами. Никто не собирается брать нас под защиту. Нас просто вырежут. Всех до одного. Простая средневековая конструкция, – Мика пожевал губами, словно беззвучно проговаривая последнюю фразу. В устах Галустяна, разработанных для незатейливых выражений, она подействовала на слушателей завораживающе.

Средневековая конструкция – это значит великое переселение народов, реконкиста, крестовые походы, пытки, виселица, костры, города, стертые с лица земли за одно неосторожное слово.