Мины сыпались в море, за черту города и на нежилые склоны холмов. Фишгард оставался «Сталинград light» версией: мертвые остовы домов, пыль, грязь, содрогающаяся земля, но одновременно никаких уличных перестрелок, вечерние гулянки в гавани, костры и даже свадьбы.
Взрывы, разрывающиеся каждые 10–30 минут в непредсказуемых уголках города, добавили нездорового оживления в этот и без этого прекрасный уголок полуострова Гоуэр.
В городе не было электричества, не работал водопровод, телефонный узел. Три недели назад полностью пропала мобильная связь. Вечером повсюду горели костры. Полыхали пожары. Их предпочитали обходить – псы старались лупить именно по демаскирующим отметинам города.
Оборона Фишгарда сосредоточилась вокруг трех стратегических объектов – порта, железнодорожной станции Гудвик (самой непреступной высоты города – туда псы совались редко) и жилой части вокруг гавани.
Ящики с виски и ромом стояли во всех стратегических пунктах обороны – подвалах и низеньких пулеметных дзотах. Ошивавшиеся там коммандос равнодушно смотрели на тех, кто выверенным движением выдергивал бутылки, срывал пробки, переливал пойло во фляги. Пустые емкости использовались для подготовки производства коктейлей Молотова. Коктейли во множестве распространялись по опорным точкам на передней линии обороны.
Мятежный населенный пункт защищали пулеметные расчеты на холмах. Полукругом у городских окраин тянулся пунктир траншей. Холмистая местность перед ними, в которую то тут, то там вгрызались псы, была неплохо пристреляна.
Всё это выглядело зыбко и ненадежно, если бы не круглосуточная ярость беженцев Фишгарда, сосредоточившихся у линий обороны. Они пользовались любой возможностью, чтобы лупить крупнокалиберными по суонси. Псы ежедневно пытались вклиниться между объектами города, внезапно атаковали из зарослей рябины и орешника, опутывавших нейтральную зону и все окрестные дороги.
Разведка боем обычно заканчивалась отчаянной контратакой. Перспектива поймать живого суонси заставляла оборонявшихся идти под пулеметный огонь – крики раздираемых на куски пленников, торжественную казнь которых устраивали ближе к вечеру, становились вполне адекватным вознаграждением за десятки погибших.
Фишгарду повезло. Псы также как и хранители рыбы, также как и большинство стихийных военных администраций на территории Великобритании не смогли разжиться бронетехникой. Её заменяли внедорожники с установленными в кузове крупнокалиберными пулеметами. Прорываться в город на этих машинах было весело, но не так легко как в пустыне, где хорошо зарекомендовала себя эта модель вооружения. Тяжелый рельеф, прицельная стрельба обороняющихся быстро отбили у псов охоту гонять по нейтральной зоне.
– Почему бы нам не устроить диверсию, не подбросить псам пару цистерн со спиртным? – спросил Гриша у Мики. Увязая в иле и тине, с трудом перескакивая с камня на камень, они вышли к кромке воды. Оба с трудом приходили в себя после вчерашнего похмелья. – Они нажрутся, а мы проведем карательно–оздоровительную вылазку.
Уэльское солнце все еще безумствовало, выдавая мощность сверх утвержденной на октябрь нормы. Только оно могло наполнить уэльскую траву–колючки–деревья-сады, рассыпанные по холмам Фишгарда, неповторимым зеленым оттенком, не встречавшимся нигде кроме полуострова Гоуэр. Только солнце позволяло низеньким скалам выглядеть такими же непреступными как отвесные громады Карадага[94], а прибрежным волнам соревноваться в ослепительности с праздничными южными морями.
Одновременно солнце бережно вскрывало пыльное, разваливающееся уродство оборонявшегося города, лаская истерзанный городской пейзаж.
– Охренел? – возмутился Мика, он встал на корточки и опустил голову в воду. Отфыркавшись, выполз на вязкий ил и впервые улыбнулся. Он вновь как и всякий раз, когда речь заходила о боевых действиях, начинал путать слова и падежи. – Нажрутся псы совсем. Страх терять начнут. Охренеют в нападении. Потрошить легче–легче. Но обрэмэнительно. Завалят трупами наши пулеметы.
Треск непрекращающейся пальбы перекрыл свист приближающейся мины. Гриша и Мика рухнули на мокрый песок, втиснулись в него как морские крабы. Мина попала в обгрызенный пирс в пятидесяти метрах справа.
– Если бы Господь решил создать мир заново и спросил бы моего совета, – пробормотал Гриша. – Я предложил бы окружить все страны Ла–Маншами и сделать так, чтобы все, пытающееся летать, немедленно сгорало бы в воздухе[95].
Что–то дремучее есть в рефлексе прижиматься к земле даже спустя минуту после того, как отгремел взрыв. Мика и Кутялкин повиновались бы и дольше дремучим чувствам, если бы не Кох:
– Мальчики, мы сегодня будем жмуров привечать? – Наталия вышла на берег, дотронулась рукой до воды, сказала «брр» и повернулась к унылым лицам галоглассов. Те даже не потрудились отряхнуться от грязи. – Или разомнемся боевыми ста граммами?