Развитие личности. Психология и психотерапия

Иными словами, чтобы прекратить «любовный дискурс», «влюбленного» «возлюбленный» должен совершить нечто, что никак не согласуется с ожиданиями носителя дискурса, создать диссонанс, который дискурс «влюбленного» не в силах выдержать. Старец буквально «оскандалился» в глазах Алеши, однако если бы этого не произошло, то любимый герой Ф.М. Достоевского так бы и остался заложником своего дискурса, который скрывал от него реального старца – Другого (с большой буквы), банальным примером личности уровня ПОМ. Такова ирония судьбы – первый раз предстать Другому Другим (с большой буквы) нам суждено в «дурном свете» (конечно, фактически этот «свет» не дурен, но он дурен для носителя «любовного дискурса», поскольку означает смерть его благочестивого Образа нас). Кризис «влюбленного», разумеется, неизбежен.

И далее все зависит от множества обстоятельств, если этот дискурс не был достаточно силен, не был генерализирован, то есть не вовлек в свою орбиту все пространство внутреннего говорения, все мировоззрение «влюбленного», то возможно, что он просто отступит, повесив на прежде «возлюбленного» некий ярлык отрицательного характера. В другом случае, что и произошло с Алешей Карамазовым, он может повстречаться с каким-то третьим человеком (Алеша встречается с Грушенькой), который «воспользуется» возможностью (обеспеченной «душевным смятением») и войдет в транзиторные индивидуальные отношения с прежде (только что) «влюбленным» (глава «Луковка»), тогда последний может вернуться к прежде (только что) «возлюбленному» (глава «Кана Галилейская») и, преодолев свою «минутную слабость», продолжит любить, однако в этом случае ему «придется» любить уже человека, а не его Образ, Другого (с большой буквы), а не другого (с маленькой). Впрочем, это будет уже не любовь – это будет реальность индивидуальных отношений.

Это переживание, представленное, разумеется, в литературной, то есть образно-символической форме, венчает упомянутую главу «Кана Галилейская» романа «Братья Карамазовы». Испытав все эти треволнения, вызванные крушением своего «любовного дискурса», прочувствовав важность и значимость индивидуальных отношений и вернувшись к старцу (старец приходит к Алеше во сне), Алеша смотрит на «небесный купол» и «Млечный Путь», а потом падает «как подкошенный» на землю и плачет, ощущая необыкновенный прилив сил. «Пал он на землю слабым юношей, – пишет Ф.М. Достоевский, – а встал твердым на всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга. И никогда, никогда не мог забыть Алеша во всю жизнь свою потом этой минуты. „Кто-то посетил мою душу в тот час“, – говорил он потом с твердою верой в слова свои… Через три дня он вышел из монастыря, что согласовывалось и со словом покойного старца его, повелевшего ему „пребывать в миру“».[353] Последняя фраза как нельзя лучше свидетельствует о возврате Алеши Карамазова в лоно «возлюбленного» им старца.

Эпиграф, избранный Ф.М. Достоевским для романа «Братья Карамазовы», удивительно точно отражает роль Другого (с большой буквы), разрушающего «стену языка» (и языка как такового, и языка «любовного дискурса», которые сплелись за счет мощности последнего воедино): «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Евангелие от Иоанна. Глава XII, 24). Эти же символы – «соединения», «смерти», «вознесения души», «очищения», «возвращения души» и «нового рождения» – составляют основу «алхимического» анализа «переноса», осуществленного К. Юнгом в его знаменитой работе «Психология переноса», которую автор заканчивает такими словами: «Несомненно, феномен переноса – один из важнейших синдромов, проявляющихся в процессе индивидуации; богатство его значений выходит далеко за пределы личных симпатий и антипатий. С помощью присутствующих в нем коллективных содержаний и символов он трансцендирует индивидуальную личность и простирается в социальную сферу, напоминая нам о человеческих отношениях высшего характера, отсутствие которых так болезненно ощутимо в нынешнем общественном порядке или, скорее, беспорядке».[354] И если еще раз вспомнить Мартина Бубера, то в его терминологии это прозвучит так: «Становясь Ты, человек становится Я. Предстоящее приходит и уходит, события-отношения сгущаются и рассеиваются, и в этом чередовании с каждым разом все сильнее и сильнее выявляется сознание неизменного партнера, сознание Я».[355]

Если же от всех этих разношерстных пассажей «об одном» вернуться к интересующей нас теме «опыта Другого» и подытожить сказанное в удобоваримых формах, то тактика психотерапевта выглядит следующим образом.