Развитие личности

Это позволяет ей пренебречь достоверностью и преуспеть в создании собственного, как правило, трагического (а каким он еще может быть у «одинокого»?) образа. По этому поводу Давид Юм оставил замечательное суждение: «Всякая идея происходит от предшествующих впечатлений; но у нас нет впечатления я или субстанции как чего-то простого и неделимого. Следовательно, у нас нет и соответствующей идеи о них».[226] А те, что есть, – те несоответствующие, и у личности этапа ПЗМ уровня ПЗМ это несоответствие достигает своего предела. Все эти разрастания происходят в дискурсивных полях Индивидуальной Реальности, опираясь на боль, причиняемую ей ее же неадекватностью, обеспеченной аннигиляцией ее среднего контура. Разумеется, ее образ в ее же глазах – трагичен и романтичен одновременно, последнее – для оправдания и объяснения. Другим же, поскольку им личностью этапа ПЗМ уровня ПЗМ и вменяется «причина» ее страдания, отводится роль «плохих героев», они обвиняются ею, они ей ненавистны.

Таков ее «Другой» – предугадываемый, в целом понятный, что, впрочем, не странно, если считать его «тупоумным ослом». И вся драма потому заключена в отсутствии «критики», способной поставить под сомнения свою «сообразительность»; у личности этапа ПЗМ уровня ПЗМ ее нет, поскольку она, с одной стороны, знает уже свою исключительность, осознавая других как вещи (объекты, предметы), что не в силах ни понимать обращенной к ним речи, ни говорить что-либо, что было бы личности этапа ПЗМ уровня ПЗМ неизвестно, а с другой стороны, она еще не знает, что слышит только то, что слышит, но не то, что ей говорят, а знает она только то, что ее собственная речь, эпитеты и дифирамбы в адрес которой отпускаются с поразительной легкостью, не достигает чужого сознания. Такая однобокость в субъективном освещении этого инсайта, дарованного психологическим кризисом, приводит к тому, что за собой личность этапа ПЗМ уровня ПЗМ признает исключительность, но за Другим (с большой буквы), инаковым – нет, поскольку его – Другого (с большой буквы), инакого – нет для нее и в помине.

Возвращаясь к анализу структуры личности этапа ПЗМ уровня ПЗМ, мы вынуждены констатировать: ее «Другой» – это не «другой» (с маленькой буквы) среднего контура, обеспечивающий ей возможность отыгрывания ее я-отождествленных ролей, этот «другой» для нее умер вместе с наивной детской верой, что мама – это только «мама» (и только! – то есть не человек с его «слабостями», не женщина с ее желаниями и не тело с его заведомой смертностью). Однако же мир личности этапа ПЗМ уровня ПЗМ полон теперь «Других», чьи действия предсказуемы, логически выводимы при помощи ее способности к психологическому «ясновидению», дарованному ей опять же ее исключительностью, впрочем, они отчуждены и марионетки (поскольку их поведение можно понять и предсказать), а потому личность этапа ПЗМ уровня ПЗМ живет в мире, где ее одиночество – величайшая драма и величайшее посвящение.

В этот период жизни Ф. Ницше болеет и крайне переживает свои недомогания, а вдобавок ко всему этому узнает о предательстве своих ближайших друзей, ему также отказывают в просьбе заведовать кафедрой, указывая на полную невозможность того, чтобы хоть какой-то из университетов принял Ф. Ницше на должность, учитывая атеистический характер его произведений. Однако, по словам Ф. Ницше, этот ответ вернул ему силы. Итак, Заратустра снова отправился в горы, он учится жить в своем Одиночестве, мы же переходим к третьему этапу (ВЗМ) уровня ПЗМ процесса развития личности.

Следует признать, что адаптация к своему одиночеству Ф. Ницше удается, в противном случае, поскольку только что мы имели дело с самым кризисным этапом самого кризисного уровня развития личности, дело могло завершиться суицидом (что в клиническом опыте психотерапевтов явление довольно частое). Неслучайно в качестве одного из вариантов финала, который он продумывает именно сейчас, Ф. Ницше предполагал величественную смерть главного героя (с которым, несомненно, себя идентифицировал) как спасителя и благодетеля человечества.[227] В другом варианте Заратустра должен был умереть от тоски со словами: «Нет в мире ни одной души, которая бы любила меня; как же я могу любить жизнь?»[228] И еще: «Из чувства любви я причинял людям самое большое страдание; теперь я уступаю этому доставленному мною страданию». «Все уходят от Заратустры, он остается один и кладет руку на голову своей змеи: „Что мне посоветует моя мудрость?“ – змея ужалила его (самоубийство? – А.К., А.А.). Орел разрывает змею на части, лев бросается на орла. Наблюдая за битвой своих зверей, Заратустра умирает. В пятом акте – похвалы Заратустре».[229]