Развод и девичья фамилия

– Кира! – воскликнула она и повела красным от слез и горя носом. – Кир, я кофейку сварила! Может, попьешь, а? Здрасте, – сказала она в сторону Сергея, – у нас тут такое несчастье, просто ужас.

– Я знаю.

– Беда. Беда. Кира, служба выпуска уж два раза приходила, я все просила подождать. А вот только что они звонили, говорят, что ждать больше никак не могут, и я решилась войти… И Зубова заходила, и Верочка Лещенко. Зубову я к Магде Израилевне направила, а Верочку попросила прийти попозже. Ее милиционер допрашивал, – понизив голос и беспокойно оглянувшись, сообщила Раиса, – почти полчаса. Где была, что видела, что слышала. Она ко мне прибежала сама не своя. И в компьютерном отделе кто-то из милиции шурует. А этот, который здесь сидел, велел найти Лешу Балабанова. Он сначала спросил, кто, мол, в приемной был, когда главный и вы, – тут она взглянула на Батурина, и стало ясно, что она его терпеть не может, – ну, когда Костик… кричал на вас. А я и сказала, что Леша был, Верочка забегала, Леонид Борисович заглядывал, а потом Кира пришла. Он, видно, и решил, что всех должен допрашивать. Кирочка, что мне делать со службой выпуска-то? И верстки нужно посмотреть…

– Значит, так, – тяжело произнес Батурин, как только Раиса на секунду смолкла, чтобы перевести дух, – после всего случившегося начальник здесь я. Вам придется это пережить, дорогая Раиса. Если вам пережить не удастся, я вас уволю, легко и непринужденно. Я не Костик. Службу выпуска… кто там? Королев волнуется?

– Королев, – с трудом призналась Раиса, тараща измученные кроличьи глаза. На Батурина она старалась не смотреть, смотрела на Киру, словно ожидала, что та ее спасет, но Кира, отвернувшись, молчала, крутила в руках карандаш, звякали браслеты.

– Королев всегда на взводе, вы же знаете. Пусть он зайдет ко мне, а не к Кире. У нее и без службы выпуска много дел. У этой самой… как ее… Танечки Лещенко?

– Верочки.

– У Верочки Лещенко узнайте, что ей надо, и если ничего не надо, только языком почесать, пусть потерпит дня три. Вы обзвонили сотрудников?

– За… зачем?

– Затем, что у нас собрание трудового коллектива в связи с трагическими обстоятельствами, – отчеканил Батурин. – Должны быть все. Я расскажу, как мы будем жить дальше. Кто не спрятался, я не виноват.

По мере того как он говорил, лицо у секретарши менялось, и, по мере того как оно менялось, он понимал, что наживает себе врага. Навсегда. На всю оставшуюся жизнь.

От того, что он подслушал разговор Киры с Николаевым и понял, что она на его стороне и, оказывается, была на его стороне всегда и даже знала, сколько усилий ему приходится прикладывать, чтобы удержать журнал на плаву, и даже сумела это оценить, он как-то непозволительно расслабился, решил, что теперь все пойдет само собой – сотрудники, оплакав главного, примут его, Григория Батурина, если не с распростертыми объятиями, то хотя бы с дружелюбным равнодушием, и возьмутся за работу, и приналягут, и в едином порыве…

Ничего подобного. С чего ты взял?

Они не хотят тебя, они хотят Костика, веселого, легкого, задиристого, с альпийским загаром и голливудской улыбкой. Теперь он еще и герой – оттого, что погиб так нелепо и внезапно. Им наплевать на то, что без его, батуринского, тяжеловесного натиска журнал давно и безнадежно катился бы под горку, и его никто бы уже не смог остановить, потому что Костик был слишком доверчив и легкомыслен, и слишком много времени и сил тратил «на девчонок», и не желал видеть очевидного, например, того, что уже давно выросли и оперились конкуренты, готовые в любой момент обойти, сжевать, подмять их под себя.

Киру любили больше, Кира была «своя», гораздо более «своя», чем Батурин, и неизвестно, как еще все обернется, если она станет поддерживать его.

– В кабинет главного я не пойду, – напоследок сказал Батурин, – буду у себя. Кофе можете туда принести. И обзвоните всех, Раиса!

Он поднялся с шаткого креслица и вытянул свою палку.

– Кира, собери редакторов. Обсудите первую полосу, а я подойду, как только с Королевым решу. Сергей, вы… уезжаете?

– Да.

– Тогда до свидания.

– Счастливо.

Они подождали, пока Батурин дохромает до двери, и Раиса открыла было рот, чтобы заговорить, но Кира заговорщицким жестом приложила палец к губам:

– Потом, Раечка. Все потом.

– Но ведь это невозможно!.. – пискнула Раиса, и глаза у нее налились слезами. – Это невозможно после того… После Костика… Он всегда…

– Тише, тише, – попросила Кира, – может, валерьянки тебе найти?

Махнув рукой – не надо, мол, мне никакой валерьянки, чем тут валерьянка поможет! – Раиса убралась в приемную.

– Я поехал, – объявил бывший муж и не тронулся с места.

– Как там Тим?

– Кончай курить, – сказал он раздраженно, – смотри, сейчас дым из ушей повалит. Когда я уезжал, он пялился в компьютер.

– Ты что, не мог его отогнать?

– Чтобы отогнать, нужно предложить какую-нибудь альтернативу, – заявил Сергей поучительно, – а я ничего предложить не мог.

– Почему?

– Потому что я занят. Между прочим, твоими проблемами.