Развод и девичья фамилия

Времени на раздумья не было. Нужно выходить из кабинета – как из бомбоубежища во время бомбежки, – и включаться в работу, и раздавать задания, и контролировать ситуацию, и принимать соболезнования, и ехать в Минпечати, и держать в кулаке «трудовой коллектив» так, чтоб никто не смел пикнуть, потому что завтра сдавать номер, а вчера убили главного.

Главного, которого все любили, который знал по именам всех симпатичных – и несимпатичных! – девиц, а машинисток по дням рождения внуков, который умел разговаривать как-то так, что хотелось много и с полной отдачей работать и выполнять его указания, который от души развлекался, когда писал свои колонки, и оттого колонки выходили блестящие, легкие, цельные, разящие, похожие на истребитель «Су-27», в котором Батурин однажды сидел.

Никто и никогда не будет так относиться к нему, Григорию Батурину, просто потому, что он совсем другой. Он стал толковать капитану Гальцеву про первую поправку только потому, что так сделал бы Костик, он даже фразы говорил так, как говорил Костик, потому что очень боялся остаться один, без него.

Вот теперь дверь за капитаном захлопнулась, и он остался.

Костик любил отдыхать, и Батурин часто оставался руководить вместо него, и ему казалось, что редакция не может дождаться, когда же из Альп вернется веселый, легкий, загорелый Костик и все пойдет по-прежнему, без тяжеловесного, нудного, каменного батуринского руководства.

Вчера он готов был его убить.

Неужели только вчера?

Кира Ятт ему не союзник. У них неплохие отношения, но она не союзник. Они с Костиком были слишком близки, чтобы теперь Кира допустила на его место Батурина. Совсем другого Батурина.

Тогда кто ему союзник? Леонид Борисович Шмыгун, коммерческий директор? Давешняя рыдающая барышня из коридора? Или другая, из-под телефонного панциря?

Он перестанет себя уважать, если номер не выйдет в срок.

Конечно же, он не выйдет. Можно переставать уважать себя прямо сейчас.

Кто мог убить Костика? На лестнице – безоружного, открытого и не подготовленного к нападению? Батурин столько раз видел смерть и все никак не мог приучить себя к ее потрясающей подлости. Ничем не оправданной подлости.

Он подтянул непослушную ногу, нащупал рукой палку и встал. По крайней мере на некоторое время ему необходимо заручиться поддержкой Киры. Она ему не союзник, но хотя бы временно может прикрыть тыл. Не потому, что ей нужен Батурин, а потому, что она любит журнал и дружит с Костиком. Дружила.

Дружила с Костиком.

До приезда Николаева из Нью-Йорка Кира станет ему помогать, в этом Батурин был почти уверен. Есть надежда, что журналисты завтра же не разбегутся по конкурирующим изданиям – и то хорошо.

Батурин дохромал до двери в смежную комнату, плотно закрытую, и даже прикинул, не постучать ли ему, но потом решил, что это глупо – в редакции такой политес не принят. Он знал, что она там, за дверью, потому что слышал ее приглушенный голос, с кем-то она разговаривала по телефону. Он приготовил первую фразу, даже мысленно произнес ее про себя. Эта фраза непременно убедила бы Киру в том, что она должна стать ему временной союзницей – все равно до Николаева никто не сможет назначить ее главным вместо Батурина, который становился таковым автоматически, – и открыл дверь.

Кира сидела, повернувшись во вращающемся кресле лицом к стене. В пепельнице дымилась сигарета. Иногда она щелкала по ней, стряхивая пепел, но почему-то не курила. Когда она щелкала, на запястье звякали два золотых браслета.

Батурин посмотрел на ее запястье и отвел глаза.

– …Я тебе точно говорю, Володька, – не поворачиваясь, продолжала она, – ты мне поверь. Я не знаю! Я чуть с ума не сошла, и Тим тоже. Когда? – Она послушала немного и опять стряхнула пепел с тлеющей сигареты. – Встретить? Я пошлю водителя. Ты позвони им сам, они же тебя помнят отлично, и мать, и отец! Я не знаю, как они теперь!.. Володя, ты подумай над этим. Главным должен быть Батурин! Да никто не справится! Слушай, я очень люблю вас обоих, но Костик в последнее время так всех распустил, что… Нет, я серьезно говорю. Володя, если кто и сможет управиться со всеми, особенно после того, как Костика… не стало, то только Батурин. Да ладно. Знаю. Нет, Костик не знал. Он не знал, а я знаю. Ну и что?

Она стала слушать, очевидно, Николаев в трубке говорил ей что-то длинное, а у Батурина вдруг взмокла спина. Он почувствовал даже, как капля проползла между лопатками.

Уйти? Или продолжать подслушивать?

– Володь, я постараюсь помочь. Володя, я люблю свою работу, и мне очень нравится журнал, именно поэтому ты должен отдать его Гришке. Позвони ему. Я могу сказать ему тридцать три раза, но он не станет тебе звонить, он же тебя совсем не знает! Да. Да. С Сергеем. Нет, не сошлись! Ему Тим позвонил. Да. Целую, Володька. Прилетай.

Батурин понял, что сейчас она положит трубку, повернется и увидит его в дверях. Она увидит и поймет, что он подслушивал и знает теперь, как она изо всех сил навязывала его Николаеву.

Вот тебе и временный союзник. Вот тебе и старая дружба.