Развод и девичья фамилия

Так ты и не научился разбираться в людях, хренов военный корреспондент!.. Разбираться не научился, а все тянет тебя в высоту, все тебе охота доказать кому-то, что ты все можешь, что ты на самом деле впереди на лихом коне и со знаменем! Какой из тебя командир, колченогий козел, не видящий дальше собственного носа!..

Понимая, что незаметно скрыться ему не удастся из-за проклятой ноги, которая все время его подводила, он неловко шевельнулся, качнул дверь туда-сюда и спросил с ненатуральной интонацией:

– Можно, Кира?

Не поворачиваясь, она сильно потерла лицо и несколько раз вдавила в пепельницу окурок.

– Да, конечно. Заходи. Я что-то… не в себе.

– Нам завтра номер сдавать, – неизвестно зачем сказал Батурин. Как будто она могла не знать или забыть про номер.

Он понятия не имел, что должен говорить дальше. Благодарить ее, что ли?

– Я звонила Николаеву, – сообщила Кира и повернулась вместе с креслом, – он прилетит послезавтра.

– Да? Хорошо.

– Гриш, я сказала ему, что главным редактором должен и можешь быть только ты, – устало выговорила Кира, не глядя на Батурина, – плохо только, что он тебя почти не знает лично, но, если мы оба будем твердо стоять на своем, он примет правильное решение.

– На чем мы должны стоять?

– На том, что нам не нужен никакой человек со стороны. У нас сложившийся коллектив, стабильные рейтинги и все такое. Гриш, мы оба знаем, что за последние два года журнал не умер только благодаря тебе. Вас с Костиком надо было сразу поменять местами, но это…

– Невозможно, – подсказал Батурин.

– Невозможно, – согласилась Кира. – Если бы он был жив, этого никогда бы не произошло.

– Я знаю.

– Нам надо переверстать всю первую полосу. Найти фотографии, куски из его старых или невышедших материалов, что-нибудь трогательное. – Она говорила и терла лицо. Из-за сложенных ковшиком ладоней голос звучал глухо. – Ты сам напишешь или мне попросить кого-нибудь?

– Давай дадим на полосу всех сразу.

– Кого – всех?

– Всю редакцию. Всех, кто его знал. Журналистов, верстальщиков, компьютерщиков, редакторов. Уборщиц, буфетчиц – всех.

– Детские фотографии? – предложила Кира.

– Студенческие, – задумчиво продолжил Батурин, – может, еще что-нибудь есть, например, баррикады у Белого дома в девяносто первом, премии, судьбоносные репортажи. Есть?

– Ну конечно, есть. Его даже в Нью-Йорке награждали. Ну, не его одного, а с Володей вместе, и Артема Боровика, если я не ошибаюсь.

Весь этот цинизм, стремление подать «покрасивше», выжать слезу, заставить переживать и потрясать кулаком в адрес неведомых убийц были просто их работой. Такое у них ремесло – сначала нужно «дать в номер», да так, чтобы «у всех дух захватило», и только потом можно поплакать над Костиком нормальными человеческими слезами.

– Гриша, ты знаешь Потапова? Лично знаешь?

Дмитрий Потапов был министром печати и информации.

– Знаю.

– Поедешь?

Батурин посмотрел внимательно.

– Только собрание проведу.

– Да, – сказала Кира, – собрание. Как ты думаешь, все уверены, что это я его… убила?

– Или я? – предположил Батурин.

– Почему ты?

– А почему ты?

– Потому что его нашли мертвым в моем подъезде.

– Потому что вчера он на всю редакцию орал, что меня уволит.

– Он еще орал, что уволит Аллочку Зубову из отдела новостей. Новенькую, ты ее не знаешь. А у нее папа президент «Внешпромбанка».

– Вот именно, – сказал Батурин. – Может, это она его убила! Или папа кого-нибудь нанял.

У Аллочки были несчастные карие глаза и очень темные волосы, не достающие до плеч и выстриженные неровными, загибающимися вверх прядями. Без очков она казалась странно юной, и запах ее духов очень шел ей, Батурин это отлично помнил.

– Как к нему в портфель могла попасть твоя рукопись? – спросил он, прогоняя из головы Аллочку Зубову – вот как, оказывается, ее зовут! – Он что, все время носил с собой твои рукописи?

– Гриш, я не знаю! Правда! Я сказала бы, если бы знала. Но это и впрямь кусок рукописи, а вовсе никакая не записка с угрозами!

– Какая записка с угрозами? – спросили у двери, и Кира с Батуриным разом вздрогнули, как семиклассники, застигнутые с сигаретами.

– Здрасте, – неприветливо произнес ее бывший муж, подошел, потянул на себя стул и плюхнулся.

Батурин через стол протянул ему руку. Сергей пожал ее.

– Что за рукопись, Кира?

– Я писала статью про авторов детективных романов. Ну, в том смысле, что это сплошь романы для дебилов за некоторым исключением.

– Очень тонкая мысль, – похвалил ее бывший муж, – главное, новая.

– Там было много разных упоминаний крови, убийств, бандитских разборок и вообще всякой чуши. Теперь почему-то полстраницы из этой рукописи оказались в портфеле у Костика, и милиция уверена, что это не рукопись, а записка с угрозами.

– А что, – спросил Сергей и посмотрел почему-то на Батурина, – это похоже на записку с угрозами?

– Да нет, – ответил Батурин, морщась, – не похоже. Но там написано: «Если не хотите кровавых деталей, послушайтесь моего совета». Это очень смахивает на шантаж.

Кира закрыла глаза и застонала. Сергей глянул на нее, и ей показалось, что глянул с отвращением.

– Зачем он носил в портфеле твою рукопись?