Развод и девичья фамилия

Вообще, если не считать масок, они вели себя очень буднично и просто – никаких звериных оскалов, никакого волчьего воя, никаких дьявольских штук. И от этого становилось особенно ясно – они безжалостны, как насекомые, и равнодушны, как ледяной бетон. Они убьют всех, если им будет так удобнее – без заложников. Или не убьют, если не будет времени с ними возиться.

– Тут сучара с мобильником игралась, – проинформировал тот, который был в рыжих ботинках. Он нервничал больше всех. – Теперь не играется.

– Брось ты их! – с досадой сказал второй и снова повернулся к двери: – Иди сюда лучше.

– Пристрелю как собаку первого, кто шевельнется, – проинформировали рыжие ботинки и пошли к дверям, наступая на пальцы, сумки, кошельки и очки. Какая-то женщина, Кира ее раньше не видела, отдернула руку, и ее он тоже ударил в ребра – просто так, потому что шел мимо.

Просто так. Просто так.

Рядом захрипела Аллочка, и Кира сильно вздрогнула, косясь в равнодушные спины. Они смотрели в окно, за которым была мертвая, как после ядерного удара, улица, и где-то снова тоскливо и тяжко завыла сирена.

Не отрывая от них глаз, Кира подтащила Аллочку повыше – тащить было трудно, потому что Аллочка ничем ей не помогала, руки болтались, ноги беспомощно волоклись по плиточному полу – сантиметр, еще сантиметр, еще один.

Лоб у Киры вспотел.

Если она застонет, ее убьют. Они услышат и убьют ее, потому что это будет их раздражать или потому, что она стонет, когда они приказали не стонать. Ее нужно подтащить к себе и заткнуть ей рот. Как-нибудь. Чем-нибудь. Чтобы она могла дышать, а стонать не могла.

Если они увидят, что я шевелюсь, меня тоже убьют. Мне приказали не шевелиться. У них автоматы, и им все равно, жива я или нет. У них автоматы, и они не чувствуют ничего, стреляя в людей.

Что вы чувствуете, когда прихлопываете наконец комара, который звенит у вас над ухом? Облегчение? Радость? Сострадание? Да нет же! Вы не чувствуете ничего, совсем ничего, потому что вам нет до комара никакого дела, до его жизни и смерти, до его предназначения, возраста, материального и семейного положения!

Спасибо за внимание, с вами был Ларри Кинг в программе…

Кира закрыла глаза и тут же вновь их открыла, потому что один из них вдруг быстро пошел в ее сторону, придерживая болтающийся на плече автомат. Кира знала, что он идет убивать ее.

Она перестала тянуть Аллочку и уткнулась носом в пол. По крайней мере она не станет на это смотреть.

Она не будет смотреть, как ее убивают.

Нужно потерпеть, наверное, недолго. Потерпеть, только и всего. Она перетерпит, а потом увидит все это сверху – вестибюль, плиточный пол, залитый кровью, трупы охранников, насекомых в масках, Аллочку, мертвого Батурина.

Может быть, он еще не слишком далеко ушел, и она догонит его по дороге. Вдвоем не так страшно. Хотя там, дальше, и так не страшно. Страшно здесь, перед порогом. А там…

Трусиха, говорил Сергей, посмотри, какой хорошенький, и показывал ей паука, а она визжала и боялась.

Почему она боялась паука? Разве паука можно бояться?

Секретарша вбежала в кабинет и замерла на пороге, хватая ртом воздух, как будто сошла с марафонской дистанции за три метра до финиша.

– Что? – спросил Сергей недовольно. Она молчала, только открывала и закрывала рот. Он передразнил ее – едва заметно.

– Что?! – повторил он. – Да что с вами?!

– Сергей… Константинович… – прохрипела секретарша.

– Я! – бодро, как на линейке, отозвался Сергей. – Что случилось, Ирина Федоровна? Переворот? Крах? За один рубль дают тридцать долларов?

– Кира… Кира… Михайловна…

– Да. Звонила? Заезжала? – Сергей швырнул бумаги и вдруг забеспокоился – секретарша тряслась с головы до ног и на самом деле не могла связать двух слов.

– Нет… нет. Сергей Константинович, там у них… беда.

– Где беда? Какая беда? У кого – у них?!

– В редакции, – секретарша выпалила это ему в лицо и вдруг опустилась на стул, как будто совсем обессилев. Сергей, наоборот, вскочил. Затылку стало холодно.

– Что в редакции?! Да будете вы говорить или нет?!

– Бандиты напали, – скороговоркой сказала секретарша, – по телевизору… в новостях… экстренный выпуск. Только что.

– Ка… какие бандиты?! – крикнул Сергей, понимая, что это уже случилось, хотя он так толком и не понял, что именно, но оно случилось, самое плохое, что только могло случиться, и ничего уже не вернуть, и ничего не поправить, и это изменит все, как меняет война, или гибель Атлантиды, или падение Тунгусского метеорита.

Ирина Федоровна посмотрела на него – в глазах у нее было озеро из слез, страха и любопытства.

– Бандиты напали, – непонятно начала она, – и всех держат в заложниках. Говорят, что есть… убитые. Несколько человек. Говорят, будут штурмовать. Что делать, Сергей Константинович?!

Некоторое время он смотрел на нее. Потом, сбрасывая со стола бумаги, которые падали и разлетались по всей комнате, проворно откопал на столе телевизионный пульт и нажал кнопку.