Развод. Игра на выживание (СИ)

Где её черти носят?!

Постучав корпусом телефона о подоконник, решаю набрать Маше, но мобильный дочери тоже оказывается выключенным. А вот тесть, в отличие от моих девчонок, трубку поднимает как по отмашке: – Вечер добрый, – здороваюсь.

– Говори, – сухо в своём стиле приветствует Шацкий.

– Яна с ребятами у вас?!

– А ты опять потерял жену на ночь глядя?

Сука.

– Альберт… я сейчас не могу по достоинству оценить уровень твоего сарказма. Поэтому спрошу ещё раз – мои у вас?

– Н-е-т, – отзывается он и тут же бросает трубку.

С раздражением потираю затылок и глазею на ебучий фонарь.

Домой хочу!

Хватит.

Утвердительно кивнув самому себе в отражение, шагаю обратно в свою опочивальню. Душ принять не в состоянии, поэтому стягиваю футболку и устраиваюсь на узкой кушетке для карликов.

Долго смотрю в потолок, разбирая ночные тени по отрезкам и точкам.

Думаю о жизни…

О семье…

О том, что я, возможно, не самый плохой и никчёмный человек теперь. В тридцать лет уже и о таком периодически кручинишься.

Жить здесь и сейчас – удел неоперившихся юнцов, которые пороха не нюхали ни в прямом, ни в переносном смысле. Потому что только с возрастом принимаешься по очереди заворачивать то в прошлое, то в будущее.

Оцениваешь, анализируешь… Делаешь выводы. Выставляешь себе плюсы и минусы.

Как без этого?!

Засыпаю, скорее всего, под утро. Но некрепко, будто бы на поверхности плаваю.

Расталкивают в семь утра. Провожу привычные манипуляции, наспех завтракаю овсянкой с чаем и быстро сваливаю немногочисленные вещи из шкафа в дорожную сумку.

– Остался бы ещё на день, – обеспокоенно выговаривает Вероника, когда забегаю, чтобы попрощаться.

– Да, останься, – взвизгивает Маришка, отрываясь от экрана планшета.

Подарок прямо в точку!

– Не могу, боец, – тепло ей улыбаюсь и легонько сжимаю тоненькое запястье.

– Ты приедешь ещё?

– Конечно, – обещаю. – Приеду обязательно.

– Ладно, – грустнеет она и мы сталкиваемся потерянными взглядами с Вероникой.

Опускаю глаза.

– Богдану пора, мышка, – проговаривает мать дочке притворным, весёлым тоном.

– Ты поехал к другим детям?

Хитрая и умная. Толковая девка вырастет!

– Да. К Маше и Ване. Я тебе про них рассказывал, помнишь?

– Помню, – обиженно поджимает губы.

– Будь сильной, Мариш, – даю напутствие, чувствуя, как свербит в переносице. Потираю её с силой пальцами. – И слушайся маму.

Чёрт.

– Уезжай, – отворачивается девчонка.

Дуется.

Громко вздыхаю и вынимаю бумажник из кармана.

– Не надо, пожалуйста, – Вероника нервничает, заламывая пальцы.

– Не спорь, – пресекаю любые возражения.

Она извинительно закатывает глаза, плачет и прощается. Желает всего наилучшего, а потом долго смотрит вслед.

Выйдя на улицу, закидываю сумку на плечо и оказавшись за территорией, наконец-то закуриваю.

Смачно вытягиваю едкий дым в лёгкие.

Да!

Глядя на привычную сигарету, зажатую между пальцев, тут же чувствую себя слабохарактерным, что вынуждает немедленно от неё избавиться. Давно хотел бросить, по-моему, нет лучшего времени, чем сейчас.

На языке ещё долго держится вкус табака и неприятная горечь от сцены прощания с Маришкой. В жизни так много несправедливости, что иногда, хоть волком вой.

На стену лезь.

Не дай бог с кем…

Оказавшись в "Домодедово", снова пытаюсь набрать своим, но телефоны выключены. Пораскинув мозгами, выбираю нужный номер в контактах.

– Каролина, добрый день, – вежливо проговариваю.

– Добрый, – сухо отвечает журналистка.

– Богдан Соболев, – представляюсь.

– Соболев? – голос смягчается. – Слушаю внимательно.

– Супругу потерял. Она не в центре, случайно?!

– В центре? – переспрашивает озадаченно Никифорова. – Я сама её сегодня не видела, но Яна Альбертовна была с утра, потом уехала домой. Плохо себя чувствует.

– Что-то серьёзное? – хмурюсь.

Вчера всё было отлично. Позавчера она немного перебрала винного варева, которое наколдовала Стоянова. На весь дом несло гвоздикой так, что мне самому сделалось дурно.

– Я не знаю, Богдан. Думаю, просто не здоровилось. Бывает.

– Ладно. Прошу прощения за беспокойство.

– Всё в порядке. Звоните, если нужно, – участливо произносит Каролина.

После обмена любезностями снова долго смотрю на взлётную полосу. Может, у Яны что-то с телефоном? Забыла? Разбила? Утопила?

Всякое бывает.

Перелёт проходит гораздо хреновее, чем я рассчитывал.

Тело штормит люто и, по всей видимости, поднимается температура. Сосед справа все два с половиной часа над землёй весело храпит и норовит по-братски устроиться на моём плече, чем непомерно раздражает. Выдыхаю, только когда приземляемся и разлепляемся с ним, как сиамские близнецы.

Из аэропорта сразу еду домой. Постукиваю по рулю костяшками пальцев и раздражаюсь каждому запрещающему знаку светофора.

Посматриваю в зеркало, щёки горят, в глазах пелена. По-хорошему лечь бы и поспать. Надеюсь, получится.

Кинув машину у ворот, оставляю сумку на заднем сидении и, забросив руки в карманы, направляюсь к дому.

Переступив через порог, зову:

– Ян.

Тишина.

Скидываю обувь и куртку.

– Яна, – мой голос распространяется практически эхом.

Покачав головой, прохожу в гостиную и замираю на пороге.