Развод. Ошибку не прощают (СИ)

С палубы и правда доносится голос Вари. Мы вынуждены вернуться. Поднявшись, расходимся в разные стороны. Андрей уходит на корму и остаток пути домой молчит. Изредка бросает на нас задумчивый взгляд.

Дома все также. Он молча ужинает и потом уходит в свою комнату. Понимаю и не обижаюсь. Мне тоже есть над чем подумать. Занимаюсь уставшей дочкой, мою ее и укладываю спать. Варя отрубается моментально.

Минута свежего воздуха и тоже усну. Вдыхаю свежий морской бриз. Температура падает, становится прохладнее. Ухожу полностью в свои мысли, перевариваю слова Ковалева, пока на плечи не падает теплый плед и не раздается голос.

— Идем ко мне в спальню.

Глава 37

— Ир, я скучал, — обхватываю пылающее лицо двумя руками. — Правда скучал, — еложу по щекам губами, вдыхаю ее запах. — Только сейчас все понял. Только теперь. Ты все еще моя, Ирка… Моя! Понимаешь?

Она молчит. Вцепилась что есть сил в запястье, царапает ногтями и опускает глаза. Я не могу от нее оторваться. Не могу!

Все что чувствовал когда-то возвращается с новой силой. Описать невозможно как накрывает. Наверное, так ощущает себя тонущий человек. Захлебываюсь, блядь. В животе подмывает и стягивает.

Я ее люблю. Всю гребаную неправильную жизнь люблю. Даже когда скотство творил, искал путь к запретному, все равно любил. Грязно да, но что же теперь каяться.

Никакие женщины не в силах занять место в подлом сердце. Оно такое у меня, да. Признаю. Отчищаться смысла даже сам перед собой не вижу.

— Мы совершаем ошибку, — шелестит она, прижимаясь к моей ладони щекой.

— Какая ошибка, — веду по горячим губам подушечкой пальца. — Ошибкой было то, что уехала.

— Андрей!

Затыкаю рот поцелуем. Сегодня это излюбленное занятие. Моя Ириша греховно пьянит, расшатывает и без того рыхлую почву под ногами. Дурею! Слетаю с катушек окончательно. Все, что хочу в жизни — она.

— Сюда иди.

Трусь лицом, щеки зацеловываю. Слизываю влагу с кожи, вкушаю запретный запах. В голове начинает шуметь сильно и гулко. Одномоментно все органы начинают тарабанить со страшной силой. Ее близость забивает все рецепторы, напитывает отчаянной ошалелостью.

— Что мы делаем, Андрей, — шелестит, а сама сильнее прижимается.

Робкая попытка Ириши сносит голову. Как семнадцатилетний шкет с ума схожу от близости женщины. Глажу, тискаю, сжимаю. Не могу натрогаться вволю, насмотреться.

— Ир, — ласкаю дрожащую шею, утыкаюсь в копну волос. Нахожу ушко и сипло шепчу. — Ириша… Маленькая… Так тебя не хватает. Что мы натворили?

Она замирает. Я понимаю, что ей снова больно, но и мне тоже несладко. Шурупом в виски вкручивается боль потери, разлуки, собачьей тоски. Обливает горечью разочарования прожитой ошибки. Есть ли прощение? Готов у пророка ответ искать, чтобы знать, прощают ли женщины ошибки?

— Мы? — судорожно вздыхает. Мнет в пальчиках ворот поло. Они такие холодные, будто лед туда запаян. — Да, — качает головой. — Мы.

— Родная, — задыхаюсь от нахлынувших чувств. — Родная моя, прости. Вы жизнь моя.

Шепчу отчаянным сорванным голосом. Орать охота зверем, но ничего не исправить громким криком. Теперь что есть разгребать нужно. Кому что в жертву принести, я готов, только пусть они ко мне вернутся.

— Я… не знаю… Все слова, Андрей, — легонько бьет в грудь. — Только слова.

— Милая моя, любимая, — ломаюсь внутренне. Гнусь расплавленным столбом под высокой температурой чувств. — Что мне сделать? Скажи только.

Не отпускаю от себя ни на секунду. Горю рядом с ней в очистительном огне, пылаю ярким костром. Все становится сокрушительно крошечным, никчемным и безликим.

На хер бизнес, к черту дела, в жопу положение, у меня жизнь на кону. Все к чему шел готов похерить, если только прикажет мне.

Жду единственного жеста, намека. Жму сильнее к себе, пластаю на груди. Вылазит наружу демоническая потребность, чтобы Ира рядом была постоянно. Именно сейчас ярче понимаю, что любил и люблю только ее. Даром никто не сдался.

Прошлые бабы пыль перед ней. Из-за гребаных комклексов просрал жизнь, профукал с треском и гарью. Дался мне Семенов. Су-у-ка-а… Я же больше ему доказывал, что что-то стою в жизни. Жрал себя постоянно, что он лучше, он выгоднее. Перед ним все двери открыты, с пинка открывал. Подсознательно ссал, что уйдет к нему, когда надоест больные заебы терпеть.

Стегало, что общаться не перестает, подозревал по-черному. Если бы она разорвала дружбу с ним, может и сидел на жопе ровно, но Ира, как назло, раскручивала отношения с Семеновым все больше и больше. И меня понесло. Рвал с кровью, чтобы в люди вылезти. Доказать, что я не хуже. Что могу быть круче, выше, лучше.

Дебил… Какой же я дебил…

Запускаю пальцы в волосы любимой женщины и с ума слетаю только от прикосновения к жаркой коже затылка. Может ли от этого волочить нормального человека не знаю, но меня прёт конкретно. Нажимаю и заставляю повернуться ко мне лицом.

— Поцелуй.