Развод по-драконьи

Не сказала бы, что у баронессы большой вес, особенно политический, но кто я такая, чтобы спорить с первым мечом императора? Маленькая вея, не больше. Но там, в кабинете, смотреть на Теофаса, брошенного на софу сломанной куклой, было неприятно. В груди кольнуло полузабытой жалостью.

— Что с ним? — спросила грубее, чем хотела.

— Тьма, — лаконично заметил Рейнхард и вдруг с удивлением взглянул на меня. — Вы… не знаете?

— Не знаю чего?

— Император отравлен темным источником.

Тоже мне новость. Это я и сама вижу.

Совершенно серьезно подняла брови, побуждая Рейнхарда рассказывать дальше, но тот почему-то молчал, глядя на меня с непонятными эмоциями во взгляде. Но я прощала ему и этот недоумевающий взгляд и жалость, и даже попытку использовать меня на благо Тео. Он заменил Теофасу вечно пьющего невнимательного отца, шарахающегося по фрейлинам и горничным, на идеальную версию, а мне стал преданным рыцарем, который пару раз вытаскивал меня из серьезных несчастных случаев.

— Как его отравили, кто? — спросила осторожно. — В конце концов, когда именно это случилось?

В солнечном сплетении нехорошо, туго завернулось огненное кольцо. Моя драконица глухо рыкнула, заволновалась.

— Значит, не знаете. Вот почему он… — Рейнхард задумчиво побарабанил по столу. После продолжительного молчания ответил: — Его отравили еще пять лет назад, когда он был принцем.

В груди у меня разросся бесшумный взрыв. Пять лет?!

В голове зашумело.

— Что? Но… Как это возможно?! Столица Империи накрыта императорским защитным куполом, стоит каплю темной магии уронить, как это отразится на карте мировых потоков!

Рейнхард таким знакомым жестом потер виски, а поймав мой взгляд усмехнулся:

— Император перенял от вас, а я от него заразился… А что касается темной магии, то карта ловит практическое вложение магии. Например, артефакт или амулет. То есть, предмет, в который с умыслом сложили темную магию, можно поймать в момент активации. Но сырую силу, какой бы темной она не была, почувствовать нельзя. Поэтому магию спокойно пронесли во дворец и совершенно открыто опаивали принца несколько лет подряд.

— Несколько лет… — откликнулась я эхом.

Это ведь больно. Темная магия калечит. Можно не почувствовать саму магию, но боль не заметить нельзя! Как же Теофас, недоверчивый и осторожный, мог не заметить боль?! Как он мог глотнуть темного источника, если его еду и питье проверяли по семь за раз на дню стараниями матери-императрицы?

— Скорее всего, опаивать его начали лет в десять, по чуть-чуть, по капле, потому и эффект был незаметен. У Теофаса совершенно феноменальная врожденная регенерация. Поэтому первый, едва заметный эффект проявился только пять лет назад. Вот только было уже поздно.

Драконица металась где-то в глубине, бешено рассыпая хвостом огневые брызги. Дрожали магические жилы, сплетая черный и белый потоки в единый канат. Но на лице и жилки не дрогнуло. Я подумаю об этом после, наедине, когда вернусь в свою комнату, спрячусь в ванной и открою кран, чтобы никто не слышал от меня ни единого вздоха.

— Но кто? Кто бы осмелился пронести во дворец темный источник и травить им наследника империи?!

— Много кто, — Рейнхард устало вздохнул. — Но каждый раз, стоит нам заполучить очередного адепта ритуалистики в пыточную, как ниточка обрывается. Все они повязаны кровной связью, но вы сами понимаете, какая это редкость. Они слова сказать не успевают, как клятва их убивает.

Верно. Брать кровную связь считалось нормой в вассала своего клана, с побочных детей, если те проявляют агрессию к наследнику, с наяр, желающих оспорить права первой жены. Но создавать круговую поруку кровь считалось при дворе моветоном, ибо что же это за дракон, который удерживает верных людей силой крови, а не золотом и добром? Никто не хотел прослыть слабаком.

Исключением был разве что Ленхард, где от кровной связи зависела жизнь всей Вальтарты.

— И? — голос все-таки дрогнул. — Меня вы зачем привезли?

— Помогите ему, принцесса. Вы владеете темной магией, мы с Его Величеством видели, что сталось с Изой, бывшей Пустой. Вы представить не можете, какой фурор она произвела во дворце по возвращении из Ленхарда.

Я слушала все это словно во сне, в голове билась только одна мысль — пять лет. Пять лет! Это ведь что-то значит?

— Хорошо, я постараюсь, но мне нужно знать расклад сил в Семидворье, кого опасаться, кого привечать.

Рейнхард с трудом кивнул, кулаки у него разжались, лицо словно разгладилось, словно все это время он находился в страшном напряжении.

— Да, Ваше Высочество. Но пока вы здесь, не забывайте не на минуту, что вы носите свой титул по праву и не называетесь Его Величеством лишь потому, что вас еще не короновали.

Мы проговорили до глубокой ночи, и когда я добралась до собственных покоев, которые, как оказалось, так и остались закрепленными за мной, сил на слезы и обдумывания не осталось. Я рухнула в постель и проспала до обеда.

Зато новый день начался с радостного щебета трех моих бывших горничных и объятий няни.

Едва я открыла глаза, как увидела сидящую в кресле Инес — постаревшую, но все такую же крепкую и уютную.