Девушка, явно, тоже находится в своих мыслях. Сидит, подтянув к себе одну ногу и обняв ее. Смотрит в окно и, складывается впечатление, что даже не дышит. Мне приходится напрячься, чтобы рассмотреть, как медленно поднимаются ее плечи. Не вижу ее лица, но уверена, оно напоминает бесчувственную маску, которая прекрасно отражает то, что творится внутри у девушки.
Я недолго наблюдаю за Аленой, но, такое чувство, что смотрю на свое отражение. Становится жутко, но не настолько, чтобы оставить девушку в беде. Поэтому я просто впиваюсь ногтями в ладони и подхожу к ней. Занимаю место напротив, а Алена поворачивает ко мне голову.
Да, этот пустой взгляд мне знаком — у самой такой же.
— Что случилось? — выдавливаю слова, откидываясь на спинку стула и зажимаю руки между бедер.
Мне сейчас, как никогда, нужны силы.
Глаза Алены тут же увлажняются, ее щеки краснеют, а нижняя губа начинает подрагивать.
Девушка судорожно вздыхает, одним движением стирает со щеки все-таки “убежавшую” слезу. Быстро проходится языком по пересохшим губам, прежде чем едва слышно произнести:
— Кажется, Герман мне изменяет.
Щелчок чайника, оповещающий о закипевшей воде, больше напоминает звук выстрела. Пуля попадает прямо в душу.
Глава 28
Шум в ушах настолько сильный, что мне сложно сконцентрироваться на своих же мыслях. Желудок скручивается в тугой угол, когда осознание постепенно начинает накрывать меня.
Два друга…
Два компаньона…
Два предателя…
Прикрываю глаза.
Боль пронзает сердце.
Душа, которая не успела излечиться от нанесенных совсем недавно ран, еще сильнее начинает кровоточить.
Как они могли?
У нас же дети! Семьи! Зачем все рушить?
Ярость вспыхивает в груди, разливается кипятком по венам, заставляет пылать изнутри.
Вскакиваю на ноги — стул со скрипом отодвигается. В висках стучит, дыхание становится рваным, прерывистым.
Хочу рвать и метать, но вместо этого тяжело вздыхаю, направляюсь к чайнику.
Пока достаю с верхней полки чашки, раскладываю в них пакетики, заливаю все кипятком, не думаю ни о чем. Боюсь, что если позволю себе подумать хотя бы о чем-то, сорвусь окончательно. А так механические действия помогают привести в порядок сумбур в голове.
Когда я ставлю одну чашку перед Аленой, вторую — перед собой, а посреди деревянного стала стеклянную сахарницу с маленькой ложкой, после чего снова сажусь, более или менее начинаю соображать.
Хоть дыхание постоянно прерывается, но я, по крайней мере, перестаю дрожать. Силы постепенно возвращаются, а разум прочищается.
— Как ты узнала? — обхватываю двумя ладонями чашку.
Жжет!
Но я даже не пытаюсь отнять руки.
Жар и небольшая боль помогают не думать своей несчастной доле. У меня даже получается сконцентрироваться на Алене и успокоить свои сердцебиение.
— Я залезла в телефон мужа, — обреченный признается девушка.
Кровь приливает к ее слишком белым щекам, во взгляде мелькает вина.
— Я обычно так не делаю, — выпаливает она. — Но… — тяжело сглатывает, подхватывает свою чашку, смотрит в окно. — Знаешь, в последнее время мы отдалились. Я сконцентрировалась на Алеське, пыталась быть хорошей матерью, — ее голос искажается от накатывающих слез. — Вроде бы, у меня даже получается. Алеся счастливый ребенок, но я совсем не заметила, как наши отношения с Германом полетели коту под хвост.
Слова девушки словно хлыстом бьют по моему сердцу. У нас с Аленой похожая судьба. Они с Германом встретились, когда девушка еще училась в университете. Насколько я знаю, друг моего мужа был ее преподавателем. Когда они сошлись, многие говорили Аленке, что она совершает ошибку. Тем более, девушка должна была стать второй женой Германа. Почему они расстались с первой, никто не знает. Но Алена настолько сильно влюбилась в харизматичного, повернутого на работе, которая должна спасать жизни людей, поэтому никого не слушала.
Вот только, глядя на нее сейчас, кажется, что она жалеет о своем поступке. Хочется обнять ее, поддержать, но сначала нужно дать выговориться. Похоже, девушка давно таит в себе боль.
— Что было в телефоне? — задаю наводящий вопрос, поднимаю чашку и делаю глоток.
Язык обжигает, но я все-таки делаю глоток. Он немного помогает согреться.
— Сообщения, — Алена прикрывает глаза, словно не хочет вспоминать увиденное, — с вопросами, когда они могут встретиться снова… повторить и… — девушка кривится. — И сфотографированная в зеркале голая грудь.
Мои глаза распахиваются.
Вздрагиваю, когда вспоминаю видео, на котором мой муж…
Блин, я даже мысленно не могу этого произнести!
Зато очень хорошо понимаю, что чувствует Алена. Прекрасно помню ту боль, которая охватила все мое тело, стоило понять, что меня предал самый близкий человек.
— Как ты себя чувствуешь? — ставлю чашку на стол от греха подальше, не дай бог пролить горячую жидкость из-за накатывающих эмоций. Зажимаю руки между бедер. Судорожно вздыхаю.