— Может ты со мной, наконец, поговоришь? — хватаю Матвея за руку у двери, за которой нас ждет мировой судья. — Матвей.
После того дня, когда он ушел в невменяемом состоянии, он не идет со мной на контакт.
Тот поцелуй в висок был, видимо, последним проявлением его любви.
Живет с хромой собакой в корпоративной квартире. Я привожу к нему Лилю почти каждый день по ее просьбе, но и у них что-то не складывается.
Лиля говорит, что по большей части Матвей молчит. Они смотрят фильмы, гуляют с собакой и готовят ужин. А разговорить его выходит только тогда, когда Лиля вываливает учебники и тетрадки и требует помочь с уроками.
Пару дней назад она осталась ночевать у Матвея, и поделилась, что он немного оживился за папскими наставлениями лечь вовремя спать, проверить рюкзак, почистить зубы и не сидеть в телефоне допоздна.
На мои просьбы поговорить, встретиться, пустить в квартиру и попить чай отвечает, что ему нечего сказать.
Он занял глухую оборону, и мне не пробиться к нему.
И кажется, после развода я останусь и без Лили, потому что она должна быть с ним. Она нужна ему, как спасательный круг.
— О чем? — разворачивается ко мне.
Отстраненный, строгий и офигеть какой холодный. Прямо глыба льда, о которую я расшибу лоб в жалких попытках расшевелить почти бывшего мужа.
— Что и это все? Да? — я готова разрыдаться. — Столько лет вместе и я теперь не заслуживаю простого разговора?
— Разговора о моей измене? Нет, об этом я говорить не буду, Ада.
И Ия подозрительно исчезла с радаров. Я на волне истерики в пустом доме хотела ей позвонить, но не стала. Что она мне скажет? Порадуется за то, что я осталась у разбитого корыта и без любимого мужа?
— Матвей… Ты ведь и не с ней…
— Я повторяю, Ада, — наклоняется ко мне, — я не стану вести беседы на эту тему. Я знаю, чего ты ждешь. Что я встану на колени, заломаю руки, пущу слезу и поползу за тобой просить, чтобы не было развода. Что я тебя люблю, и что жить без тебя не могу.
Нарастает желание влепить пощечину.
— И я тебя действительно люблю, — твердо шепчет он, — люблю, Ада, и буду любить вне брака. Мне необязательно быть тебе мужем, чтобы тебя любить.
— Любовь у тебя какая-то странная…
— Какая есть. И я поддерживаю тебя в том, что после измены стоит разбежаться.
— Матвей, — в бессилии шепчу я. — Ты что-то скрываешь… Что-то недоговариваешь.
— Я не смогу быть тебе прежним мужем, — Матвей тяжело вздыхает, намекая, что я его утомила. — Ты и сама это понимаешь.
— Да, черт тебя, дери, — рычу я. — Просто поговорим, пойдем… к семейному психологу?
— И что ты готова простить кобеля, который наскочил на твою подругу? Понять и простить? Твоя любовь на это способна? И мы будем у семейного психолога все это мусолить и мусолить, да?
— Ты меня отталкиваешь.
— Да, — невозмутимо отвечает Матвей.
— И винишь меня?
— Нет.
— Но…
— Я не хочу разговаривать, Ада, — шипит он. — Не хочу. А то, чего я хочу, не будет. Тебе нужны разговоры, ты хочешь меня и себя препарировать, разобрать по косточкам и собрать, а этого мне не надо. Мне нужна прежняя жизнь, Ада. Мы сейчас можем выйти из здания суда прежними?
— Нет, — опускаю взгляд, а Матвей поднимает мое лицо за подбородок.
— Ты все равно будешь моей женщиной.
— А если я хочу остаться женой? — едва слышно отвечаю и пальцы начинают неметь и дрожать.
— Въедливой, настырной. Той женой, которая будет копать и копать, когда я прошу оставить меня в покое, потому что именно этого я жду?
— Я просто хочу тебя понять, — по щеке катится слеза.
— А вот не надо меня понимать. Я не хочу, чтобы ты меня понимала. Я собаку поэтому завел.
Несколько секунд недоуменно молчу, и возмущенно шепчу:
— Ты, что, меня сейчас на уровень собаки поставил?
Тимур в стороне сжимает с тяжелым вздохом переносицу. И плакать резко расхотелось.
— Ну, вот какие с тобой разговоры? — Матвей смахивает слезу с моей щеки.
— Обалдеть, — шепчу я. — Я, короче, должна быть твоей собакой?
— Я не об этом, — открывает дверь передо мной, пропуская вперед.
В небольшом кабинете за Т-образным столом нас ждет Екатерина Севастьяновна. Полная низенькая женщина с усталым взглядом. Наш мировой судья.
Мы с Матвеем садимся друг напротив друга.
Для вида просматривает все документы, сдвинув очки на нос, затем собирает их и многозначительно постукивает краем стопки по столешнице.
— Документы-то в порядке, — говорит Екатерина Севастьяновна. — Тимур с ними никогда не лажает. Он у меня в любимчиках.
Тимур криво улыбается.
— Разводимся, милые? — Екатерина Севастьяновна переводит взгляд с меня на Матвея. — Может, кто в отказ? Может, кто потребует три месяца на примирение? Или, может, передумали?
Глава 38. Пошел ты
Я встаю. Стул громко и неприятно скрипит ножками о гладкий белый кафель.
— Так, — Екатерина Севостьяновна смотрит на меня из-под очков.
Матвей медленно выдыхает.
Козел.
Собака, значит?
А ничего, что собаки бывают злыми, агрессивными и очень упрямыми?
Я вскидываю руку в сторону Екатерины Севастьяновны, которая, впечатлившись моим резким и властным жестом, вручает мне стопку документов.