Развод. Ты меня предал (СИ)

— Ада! — охает Юра. — Адочка! Ты ли это? Я даже теряюсь в догадках, почему ты рядом с Матвеем сейчас? Как дела? — делает паузу и с тихой подколкой спрашивает. — Есть у вас какие-нибудь интересные новости?

— А у вас? — копирую его тон.

Матвейт недоуменно смотрит в зеркало заднего в вида. В глазах проскальзывает настороженность и подозрительность.

— Да что у нас? У нас ничего. Булькаем по-тихонечку, — вздыхает Юра. — Мы живем чужими новостями.

— Я не понял, — Матвей выдыхает. — Что это за разговоры?

— Какие?

— Вот такие.

— Уточни? — Юра хмыкает. — Ты говоришь загадками.

— Это вы загадками говорите.

— Разве?

— Какие у тебя дела с моей женой? — голос Матвея становится неожиданно холодным и стальным.

Барон, навострив уши, поднимет морду. Лиля просыпается и обеспокоенно смотрит на Матвея, который сжимает руль и хмурится.

— Ну, это для тебя не секрет, что она мне звонит и переживает о твоем состоянии, — спокойно отвечает Юра. — Вот и все наши дела, Матвей. Чего завелся? Или моя паранойя передалась тебе воздушно-капельным путем?

Матвей слишком неожиданно переключился с легкого и небрежного общения на мрачный гнев. Мне даже дышать стало тяжело. Он еще нестабилен.

Он сбрасывает звонок и тяжелым взглядом смотрит на дорогу.

— Матвей, — тихо окликаю его я.

Молчит несколько секунд и глухо отвечает:

— Дай мне минуту.

Я замолкаю и кладу руку на спину Барона.

Понимаю, что тянуть с секретиками нельзя. Матвей улавливает недосказанность, мою взволнованность и ничего, как сказала бы Лиля, не вкуривает. И это его раздражает, царапает и выводит из хрупкого равновесия.

— Все, — он делает выдох и вздох.

— Точно все? — недоверчиво спрашивает Лиля, вглядываясь в его бледный профиль.

— И часто такое? — осторожно уточняю я.

— Часто, — честно признается Матвей. — Бывает среди ночи и во сне накрывает.

— И как ты справляешься?

Матвей вновь смотри в зеркало заднего вида и опять с подозрением на меня щурится. Неожиданно сворачивает к обочине, тормозит и напряженно постукивает пальцами по баранке руля.

— Лиля, наушники при себе?

— Да, — тихо отвечает Лиля.

— Музыку послушай, — хрустит шейными позвонками и проводит ладонью по волосам, — а мы с мамой выйдем и поговорим.

Барон настороженно бьет хвостом по сидению, ворчит, и Матвей отстегивает ремень безопасности.

— Ада, есть разговор.

Выходит, и Лиля оглядывается.

— Вот теперь точно ругаться собрался.

Вытаскивает наушники, распутывает их и сует в уши. Медленно выдыхаю, собираюсь с духом.

— Сиди тут, — командую Барону, который взволнованно облизывается, и выныриваю под ночное небо к бледному и разъяренному Матвею.

Глава 51. Матвей, ты влип

— Отойдем, — Матвей мягко сжимает мое плечо и отводит от машины на несколько метров..

В нем сейчас нет нежности. Только напряжение.

Разворачивается ко мне, вглядывается в лицо и медленно выдыхает облако пара:

— Ты все знаешь, да?

И глаза такие черные-черные, но не по цвету, а от гнева.

— Да.

Нет смысла выкручиваться.

С чего это я, такая гордая и непримиримая, устроила игру в семью и милую женушку, которая к нему жмется.

— Юра язык свой распустил?

— Нет.

— Сама полезла?

— Да, — я сглатываю и прячу замерзшие руки в карманы пальто. — К родителям Ии заглянула, а после…

— А после пошла к ней?

— Не совсем.

— Не совсем? — усмехается Матвей. — Какого хрена, Ада? — его голос стальной, острый и режет кожу вместе с мышцами.

— Матвей…

— Что?! — повышает он голос и разводит руки в стороны. — Я тебя просил не лезть! Просил! Черт тебя дери! Ада! Но тебе до одного места мои просьбы, да?!

И взгляд опять становится диким, а лицо бледнеет и заостряется.

— Мне твоя жалость не нужна!

— А я тебя и не жалею! — вскрикиваю я.

— Да неужели? — приближает ко мне свое лицо и щурится. — Ты еще и Лиле рассказала.

— Она ничего не знает. Клянусь, — шепчу я. — Матвей… Я должна была понять, что происходит… Мне в голову такие страшные мысли лезли и я сама будто сходила с ума. Ты бы ничего мне не сказал…

— Да! — рявкает он мне в лицо. — Потому что не хотел, чтобы ты этого знала, Ада! Ясно? Не хотел!

— Я же не чужой тебе человек…

Матвей медленно выдыхает и отступает. Медленно поднимает руку и с рыком сжимает кулак, а после расхаживает из стороны в сторону нервным и каким-то дерганным шагом.

— Матвей…

— Замолчи! — гаркает он и останавливается, глядя на меня исподлобья. — ты… не понимаешь, Ада…

— Понимаю.

— Нет!

— Прекрати! — опять повышаю голос. — Хочешь сказать, что тебя бы устроил вариант, в котором ты для меня кобель? Серьезно?

— Но я не хочу быть тем, кто я есть! тем, кого…

— Тебя обманули, подставили! — смахиваю слезу с щеки.

— Хватит!

— Ах, вот так?! — перехожу в атаку, потому что попытки оправдаться перед Матвеем не сработают.

И мягкий тон тоже усугубит ситуацию, и он воспримет его не за мое желание быть с ним ласковой и понимающей, а за жалость, которая сейчас для него будет ядом.

— Вот значит как? — делаю шаг к нему. — Я, как твоя жена, ничего не должна знать, да? Но, — тычу в его сторону пальцем, — но Пастухов у тебя в курсе всего! И он даже не друг тебе!

— Он мужик, Ада!