Развод. Ты предал нашу семью (СИ)

— Потому что ты, урод, знал, что будет засада, и не предупредил меня. И только меня с собой взял.

— Не знал. Может, подозревал. Но наверняка не знал.

— И у тебя еще вопросы?

— Справедливо. Но я был тогда другим, понимаешь? Сейчас я исправился. Честное пионерское.

— Деньги дашь? — чеканю каждый слог. — И шутки мне твои не нравились.

— Да, ладно. Ты сам часто шуткуешь.

— Два юмориста не могут быть вместе.

— Тоже справедливо, — недовольно цыкает. — Будут тебе деньги, но… Ярик… ты мне все равно звони. Я скучаю.

— Фу, блин! — рявкаю я и под хохот сбрасываю звонок.

Откладываю телефон и передергиваю плечами:

— Вот же… Каким был, таким и остался.

Глава 42. Я сам должен это сказать

Встречу Ярик забил в одной столовой у МКАДа среди каких-то складских помещений.

— Знаешь, Глеб, если нас сегодня тут застрелят, то мы сами будем виноваты, — говорю я, когда машина петляет среди жутких обшарпанных зданий. — Сами дураки.

— Я Ярику верю.

— Ну раз веришь, — вздыхаю я, — то молчу.

На диван я его сегодня ночью не погнала.

Я уже вроде как не обижаюсь на него.

И мы почти всю ночь не спали. Лежали под одним одеялом с открытыми глазами и вздыхали, сложив руки на груди.

А перед этим нам пришлось успокаивать Марка и Аленку.

Марк понял, что Арс обманул с ужастиками и рвался в бой.

Аленка, наоборот, очень впечатлилась и отказывалась ложиться спать, потому что Гоголь со своим Чичиковым что-то затронули в ее детской и наивной душе.

— А вот и столовая, — цыкает Глеб, когда мы выныриваем из очередного поворота на пустырь перед одноэтажным зданием.

Над крыльцом висит белая вывеска с красными буквами “СТОЛОВАЯ”.

— Это идеальное место для перестрелки.

Глеб переводит на меня взгляд:

— Не нагнетай. Мне самому тут неуютно, — кивает на серую “волгу” с грязными боками. — Ярик уже тут. И не спрашивай, почему он катается на таком корыте. Без понятия.

— Наверное, в багажнике удобно прятать трупы.

Глеб сглатывает и молча смотрит на меня. Медленно моргает и шепчет:

— Ярик такой человек, что может и не прятать трупы.

— То есть нас тут застрелят и не пошевелятся даже в лес вывезти?

— Нина, ты меня пугаешь.

— Это, надо сказать, будет большим неуважением, — поправляю ворот водолазки, — бросить нас тут.

— Зачем Ярику нас убивать?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Это так… Мысли вслух.

— Пошли.

Мы выходим из машины. Я ежусь и торопливо семеню за Глебом, который шагает к крыльцу столовой решительно, размашисто и бесстрашно.

Но он все же по сторонам зыркает.

Если не не Ярик с бандитами выскочат, то могут и бездомные псы тут покусать нас.

Столовая пустая. За стойкой раздачи возится усатый мужик в белом халате и поварском колпаке.

За дальним столиком в конце зала нас ждет Ярик и… женщина. Большая, дородная, пухлощекая и толстой пшеничной косой до пояса.

Ярик в брюках и рубашечке, а женщина в шерстяном сером платье в черный горошек. Рядом со столом — большая клетчатая сумка.

Ярик встает первым, шагает к Глебу и молча пожимает руку. Рожа — мрачная и нахмуренная.

— Люба, — он указывает на женщину, которая, несмотря на свое крупное телосложение, грациозно поднимается на ноги. — Моя женщина.

И у меня от его “моя женщина” аж мурашки по коже.

Не жена.

Не подруга.

Не любовница.

А женщина.

— Глеб, — тихо и с настороженностью представляется Глеб, а затем приобнимает меня за плечи и говорит. — Нина, моя женщина.

Тут я вообще готова растечься лужицей, потому что ждала, что меня женой назовут, но я тоже “моя женщина”.

“Моя женщина” будет повыше всех статусов и штампов в паспорте.

Затем происходит что-то непонятное.

Люба мягко отталкивает Ярика в сторону, делает шаг ко мне, оглядывает с головы до ног, хмурится на меня и шепчет:

— А чо ты такая худая?

Я виновато сглатываю, а она меня к себе за плечи дергает, щупает, разглядывает и возмущается:

— Одна кожа да кости! Что же вы городские такие дохлые-то?! — всматривается в глаза. — На диете поди сидишь, да? Модно это у вас, да, морить себя голодом? Доской ходить?!

— Нет, не на диете…

— И бледная! — охает она и переводит злой взгляд на Глеба. — Не кормишь, что ли?! Да она у тебя стоит и шатается!

— Люб… — шепчет Ярик, когда Глеб вскидывает бровь.

— Да остань ты! — опять щупает мои плечи. — Кожа да кости! Кожа да кости!

— У меня конституция такая…

— Брехня! Голодом моришь себя! — встряхивает меня как куклу. — Женщина должна хорошо кушать. В ней жирок должен быть! Румянец! Или муж у тебя из тех, кто любит тощих и ты ради него стараешься? — переводит возмущенный взгляд на Глеба, брови которого ползут выше. — Замордовал девку?!

— Я теряюсь, что ответить, — Глеб медленно моргает.

— Вот морда козья, — Люба медленно выдыхает через нос. — Сам-то отожрался. Вон какой! А жену ветром сдует! Ты ее хоть бы веревочкой привязал к себе.

Ярик озадаченно чешет затылок и, похоже, опасается своей женщины. Вякнет и получит.

— Ничего, моя милая, ничего, — Люба обхватывает мое лицо пухлыми ладонями. — Любую телочку можно откормить.