Развод. Вспомни, как мы любили

Сидит злая, красная и с широко распахнутыми глазами.

— Они бонусом к платью прилагались?

Моя бывшая женушка планировала найти какого-то извращенца? Хотела пригласить его в дом и сыграла бы с ним в увлекательные ролевые игры?

Мне кажется, что у меня сейчас пар из ушей пойдет.

А еще пять лет назад она заприметила молодого горячего аниматора.

— Так наручники откуда?

— Надо было их выкинуть, — шипит себе под нос и отворачивается.

— Не понял.

— Что ты не понял? — повышает Маша голос. — Эти наручники не к платью! Эти наручники были приготовлены для ужина, но ты в тот день признался в любви к другой! Почему не выкинула? Не знаю! Я о них вообще забыла, блин!

Я молчу, сжимаю руль и смотрю на дорогу.

Сейчас наручники меня очень заинтересовали, а тогда?

Тогда бы они вызвали, наверное, глухое раздражение. Я все еще помню то состояние, в котором мне казалось, что я ушел по уши в черную густую жижу липкой тоски.

— Козлина, — шипит Маша. — Я тогда еще чулки в крупную сеточку купила. Шлюшьи такие!

Сглатываю.

— И знаешь, как на меня смотрели, когда я просила сеточку побольше? М? — буравит меня злобным взглядом. — Это хорошо, что у меня мозгов хватило не купить лакированные ботфорты на высоких каблуках! — замолкает и взвизгивает. — Моего размера не было!

Вот сейчас точно пар из ушей со свистом пойдет.

— Красные такие, — с пунцовым лицом сипит Маша. — Чтобы вот типичная проститутка с трассы получилась.

— Прекрати.

— Нет! Не прекращу, Витя! — рявкает Маша. — И большое тебе спасибо, что ты, сволочуга, пришел пораньше! Ты же мог мне все это сказать, когда бы я к тебе вышла в сетчатых чулках и красных сапогах!

— Ты же их не купила, — делаю тихое и напряженное замечание.

— Неважно! Важен посыл! Только представь эту картину! Я в чулках, с наручниками на пальце, в сапожищах по жопу, а ты мне говоришь…

— Не буду!

— Почему? — зло спрашивает.

— Потому что тебе потом придется стирать мои трусы! — повышаю голос.

Замолкает, переваривая мои громкие угрозы, и шепчет:

— Ты совсем охамел?

— А ты мне не устраивай тут горячие рассказики, когда я за рулем, — поскрипываю зубами. — И чулки, кстати, я не нашел.

— Наверное, как и кожаный комплект белья, — сердито усмехается. — Они в нижнем ящике комода в спальне.

— И где логика? — возмущенно спрашиваю я. — Где твой хваленый порядок, а? Наручники отдельно, кожаные трусы отдельно?

— А вот такой у меня порядок теперь.

— Знаешь, а я, может быть, ничего бы тебе и не сказал тогда, будь ты в красных сапогах! — низко и глухо рычу в ответ.

— Ага! А потом бы лежал и печально вздыхал, страдалец чертов! — бьет по переднему сидению. — И это, вот, кстати, вся мужицкая суть! Своего вы не упустите, да? О красные сапожки потретесь, чулочки порвете, а потом лежите и страдаете, как вам все надоело! Как все наскучило! Еще эта жена не дает нормально поговорить, да? То наручники, то сапожки, то пробочки с хвостиками! Вот стерва-то такая! Отвлекает мужика от глубоких и умных мыслей о мужском бытии!

— Вот ты сейчас и отвлекаешь!

— Да чтоб твой огурец больше ни на одну бабу не стоял!

— Так отдуваться будешь ты, Машуль! И сапоги-то даже не понадобятся!

— Пошел ты!

— Сама пошла!

Вместе выдыхаем и молчим на перекрестке, дожидаясь, когда красный свет сменится зеленым.

— Это глупо, — Маша откидываемся назад. — Бессмысленно сейчас ругаться, выяснять отношения и как двум макакам друг на друг друга орать с соседних веток. Все это должно было быть до развода, в зале суда с растерянными адвокатами, уставшим судьей… А сейчас? Что мы пытаемся сейчас друг другу доказать, Вить? Что зря развелись?

— Возможно.

— Да сучий ты потрох! — Маша опять переходит на крик. — Зря?! Ты меня через все круги ада зря провел?!

— Такие круги ада, что страдала ты в чужой футболке?! И плакала ты, поди, не о прекрасном Витеньке!

— О молодости своей! Растраченной на козла! О своих мечтах!

— Короче, о себе любимой страдала!

— Да! О себе любимой!

— Что и требовалось доказать! Эгоистичная ты дрянь!

— Хватит! — взвизгивает Маша. — Заткнулись! И ты, и я! Мы взрослые люди! Все! — вскидывает руку в мою сторону и грозит пальцем. — Молчим, Вить, — переходит на шепот. — Вить, мы с тобой в отношениях больше двадцати лет, и сраться мы с тобой можем теперь столько же.

— Согласен.

— Я же начну припоминать, как ты меня бесил, когда грыз карандаши на контрольных, — медленно выдыхает Маша. — Мои красивые новенькие карандаши.

— Все, Маш, спокойно, — сдеражанно говорю я. — Я молчу, и ты молчи.

— Вот нафига ты так делал?

— Что?

— Грыз карандаши.

— Да я помню, что ли?

— Ладно, — Маша прикладывает ладони к щекам, закрывает глаза и начинает мантру. — Мне ничего от бывшего мужа не надо. Мы развелись, и я полна умиротворения и благодарности. Мы прощаем его и отпускаем. На все четыре стороны.

— И что? Помогает?

Глава 44. Была, есть и будешь

Мы никогда не скандалили.

Тем более вот так, как сейчас. Мы припоминаем друг другу каждые мелочи, что когда-то царапали нас, а мы решали молчать, потому что не случилось ничего такого из-за чего можно повысить голос.

Зато сейчас никак не можем остановиться.